– Хорошо. У меня все хорошо! – сухо ответила Лилит, забрасывая землей убитую надежду.
Жаклин всегда находила неподходящие моменты для звонков и рассказов о том, как и с кем в очередной раз трахнулась, не забывая рассказывать о чужих квартирах. И сейчас был именно такой, неподходящий момент, совсем неподходящий.
Жаклин в это время что-то тараторила без остановки, но одно слово «Левиафан» выдернуло Лилит из мечтаний.
– Подожди, подожди! Чего там Левиафан? – интерес вспыхнул внутри неё, словно спичка.
Лилит растаяла от улыбки в полной уверенности, что Левиафан что-нибудь специально сказал при Жаклин, чтобы та передала ей.
– Он был в клубе вчера, представляешь, Лилит?
– Ну и что? – пальцы Лилит нервно стучали по столу, но голос оставался размеренным и спокойным. – Подумаешь…
– Эй, Лилит, тебе совсем не интересно, что ли? – удивилась Жаклин.
– А что? Что случилось? Что-то из ряда вон выходящее? – спросила Лилит.
– Да нет, конечно, не из ряда вон выходящее. Я видела Левиафана с такой красивой девушкой, они всю ночь целовались и обнимались, смеялись и выпивали. Где он только такую красавицу нашёл? Он даже со мной поздоровался…
Медленно Лилит опускала трубку…
Лилит сидела на полу, оперившись на стенку, и убивалась горем, её всю трясло, но не от холода, а от обиды. Он сломил её характер, принцип, всё сломал. Хриплый голос только и повторял: «Вернись!». Пальцы сжимались в кулак, так, что отпечатки ногтей оставались на её ладонях.
Убийство надежды, великой надежды, светлой веры в лучшее. Мечта пала, как подбитая ласточка, которая только что летала и думала, что выживет. Разрушенная надежда – хуже, чем смерть. Ты умираешь – и все заботы испаряются, все обязанности и вся ответственность исчезают, тебя больше ничего не волнует. А разрушенная надежда влечет за собой отчаяние, нелепые и необдуманные поступки, и обиду за своё раненное самолюбие, да и сама все еще тащится за тобой. Порой, даже не осознаешь быстроту падения в шаткое положение, как последний крик не успевает вырваться из зыбучего песка горя, невозможно вытащить голову из этой трясины, она поглощает, и последний вздох наполняет легкие тиной беспечности.
12
Спустя несколько часов Лилит открыла глаза и нахмурилась. Первое, что она поняла, так это то, что она замерзла. Чертовски замерзла. Кое-как, она перебралась в комнату, села на кровать и уставилась прямо перед собой. Девушка никак не могла собрать мысли воедино. Такое ужасное состояние, когда понимаешь, что даже не можешь ни о чем подумать, просто – мнимая даль перед глазами. Мозг парализован. Левиафан. Он похоронил её заживо.
– Я пойду в этот клуб. Я найду его. Он должен меня увидеть еще раз. Я покажу ему то, что он теряет с таким глупым рвением! Он обязан хотя бы еще раз увидеть меня и тогда он не сможет больше выкинуть мой образ из головы.
Как только был нанесен последний штрих на лицо, Лилит окинула себя взглядом с головы до ног. Она не узнавала своего отражения в зеркале. Там, в зазеркалье, стояла женщина, необыкновенной красоты, которая была готова бороться за свои чувства и любовь. Она была прекрасна, её лицо, выказывающее невинность и нежность, гордо приподнято, в глазах блестели нотки гнева и ярости, только не понятно от чего, то ли от слез, то ли от счастья, что она, наконец-то взяла себя в руки. Вздернутый носик, и очаровательная родинка над губой. Корсет, подчеркивающий, и без того тонкую талию, бриджи, самый высокий каблук, на котором Лилит смогла бы ходить, белая блуза, выглядывающая из-под корсета. Каштановые волосы, которые она накрутила, рассыпались по плечам. Любой мужчина свернул бы себе шею, глядя на неё.
У Лилит был план. Она его хорошо продумала, как ей казалось. Она знала каждый шаг, знала, с какой целью поставила ногу прямо, а ничуть в сторону. Лилит всё знала и была готова ко всему, чтобы потом, если что, не расстраиваться.