Эксперимент

К общему болезненному состоянию Джека приплеталось еще и чувство вины перед женой: вчера он не смог ей ничем помочь. Снова. Джек отмахнулся от неприятной мысли как от назойливой мошки и облокотился о бортик балкона. Он столько раз слышал от Эстер, что делает что-то не так, старался исправиться, но новые обстоятельства создавали новые проблемы. Гуманитарии так решают задачи по математике: шаблон работает, пока не введут новую переменную. А потом все, ступор. У Джека то же самое происходило с женщинами. Наверное, Эстер была права. Такой он и есть – малочувствительный и флегматичный.

«Это не означает, что я не люблю Эстер. Я люблю ее. Но некоторые вещи остаются далекими от моего понимания, не из-за равнодушия, а из-за склада характера. Она не может это понять. Или не хочет примириться с этим», – размышлял Джек про себя. Ему всегда хватало смелости посмотреть правде в глаза, не пытаясь ее приукрасить. Второй день отпуска только начинался, а Джек уже был готов собрать вещи и отправиться домой. В очередной раз он убедился в том, что большие города и его жители ни к чему хорошему не приводят, наоборот, калечат нервы и разрушают спокойствие.

Телефон Джека зазвонил, и он не смог игнорировать имя, высветившееся на экране.

– Привет, Джонни, – голосом, ничем не выдающим недовольства, сказал Джек в трубку. – Так скоро? Ты серьезно? Да брось, я не позволю ей сделать этого.

Лицо Джека серьезнело с каждой паузой.

– Ладно, посмотрим. Я ничего не обещаю, но мы попробуем. Хорошо, – напоследок сказал Джек. Он пренебрежительно, почти брезгливо нажал на кнопку завершения вызова.

Джек вернулся с балкона и поцеловал Эстер в макушку, а она слабо улыбнулась ему в ответ.

– Минут через двадцать приедет Джонни. Он не пошутил насчет вчерашнего спора. Тебе, дорогая, все-таки придется прыгать с утеса, – насмешливо сказал Джек, присаживаясь напротив Эстер. Он принялся раскачиваться на задних ножках стула.

– Через двадцать минут? – растерялась Эстер. Волосы ее были растрепаны. От великолепных, рассыпавшихся за ночь кудрей остались слипшиеся от лака колтуны, под глазами чернели круги от не смытой вчера туши. Словосочетание «свежесть молодости» лишь отдаленно было связано с ней этим утром.

Эстер кинулась приводить себя в порядок. Джек критически посмотрел на захлопнувшуюся дверь ванной. Он решил, что пора бы выкурить еще одну сигарету. Возможно, ему стоит родиться заново и прожить жизнь другим образом, чтобы под стать беспечной Эстер, лишенной ответственности и тревог за финансы, предаваться романтическим мечтаниям, философствовать, прихорашиваться перед приходом юных художниц и совсем не стесняться это демонстрировать.

Как назло, день выдался замечательный. Солнце, несмотря на человеческие тревоги и страсти, многообещающе ярко освещало игрушечно-голубой небосклон. Плюшевые облачка разных форм проплывали над оживленным Лос-Анджелесом и невольно заставляли случайных зевак, словно детей, фантазировать: вот над головой проплывает слон с большим хоботом, а напротив него в прыжке застыл лев с косматой гривой, а там, чуть поодаль от них обоих, происходит извержение вулкана, выбрасывающего на поверхность магму, пепел и раскаленные камни.

Джек озадачился нелепым противоречием – превосходной погодой и собственным подавленным настроением. Он не мог взять в толк, почему он не проигнорировал звонок Джонни. Наверное, от желания выяснить наверняка, что для жены действительно дорого, он решил согласиться на встречу еще один раз.

Дверь номера открылась, на пороге появился Джонни. Он всегда нетвердо стоял на ногах, будто пить начинал уже с утра. Серьезный взгляд его вызывал сотни вопросов. Небрежный вид был частью его амплуа, и сегодня он не изменил себе. Джек подошел к другу и похлопал его по плечу.

– Привет, бро. Я плохо помню, чем закончился вчерашний вечер, по крайней мере у вас с Эстер, но она немного освежила мою память. Спасибо тебе за внимательное отношение к моей жене, – сказал Джек, но все же не смог удержаться от едва уловимого намека.

– Нет проблем, Джек, – весело отозвался Джонни, не заметив тона друга, а может, и намеренно его проигнорировав.

Только на рассвете, под лучами заходящего солнца, протрезвевшему Джонни стало легче разглядеть в себе негодяя, лицемера и подонка. Что может быть крепче уважения к другу? Только мужская солидарность. И ею нельзя было пренебречь. Джонни оправдывал себя тем, что был натурой увлекающейся и иногда заходил слишком далеко. Но больше ошибок совершать нельзя. Ни единого прикосновения, ни единого ласкового слова не получит больше Эстер от него. Торжествуя победу разума, Джонни был готов наметить новый курс в их шатком, пока еще не развалившемся треугольнике.

– Готовы к поездке? – простодушно спросил он. Джонни рухнул на диван, закинув ноги на кофейный столик. – Где Эстер?

– Собирается. Будешь кофе? – спросил Джек, дождавшись, пока друг удобно устроится.

– Нет, спасибо. Я уже выпил две чашки. Это бесполезно, – Джонни загадочно улыбнулся одной стороной рта и лукаво посмотрел на Джека. – Мы так и не поговорили с тобой вчера.