Эксперимент

Дорога до дома казалась бесконечно унылой и долгой. Прибыв, отчитавшись и сдав материалы на дешифровку, Филипп подал рапорт об отпуске, который был ему тут же предоставлен. Два дня ушли на медиков, на собратьев-«бродяг», посиделки в кафе, разговоры, мелкие незначительные делишки, после чего Филипп, забрав семью, отправился на давно облюбованную им Зеленую Гриву — тихий холмистый край. Там было солнечно, все благоухало и цвело, озеро кишело рыбой, леса — грибами и ягодами. Здесь при желании можно было сойтись с симпатичными людьми, но можно было и уединиться в тихом лесном домишке. И Филипп предпочел именно это уединение, хотя жена и дети охотнее поехали бы к морю, на какой-нибудь модный курорт.

— Мы дикари! — угрюмо сказал он разочарованному семейству. — Мы позабыли, какими бывают первозданные запахи, как скрипит сосна, какая мелодия у ручья.

Впрочем, он не настаивал на совместном времяпрепровождении и, отправляясь на рыбалку, спокойно соглашался отпускать жену с детьми к морю: мальчишке нравилось забавляться с волнами, девочке — играть в классики в компании таких же девочек, а жене — общество бывших однокурсниц. Они отправлялись на велоракете и вечером возвращались, а он целыми днями торчал на озере, и мысли его чаще всего были далеко от беспокойного поплавка и соблазнительных всплесков в тростниках.

Через неделю жена ночью сказала ему:

— Ты изменился, Фил. И ребята заметили. Все считают, что в последнем полете что-то произошло с тобой.

— Что могло произойти? — ответил он. — Ты отлично знаешь, что не может произойти ничего такого, что не стало бы известным. Уникум свое дело знает, Кора, его не проведешь.

— Он, конечно, свое дело знает, — вздохнула она, — но он ведь фиксирует и регистрирует только внешнее.

— Теперешние, к твоему сведению, фиксируют и эмоции. Если они достаточно ощутимо проявляются.

— Да, Виктор говорил.

— Виктор? Ты спрашиваешь у него обо мне?!

— Извини, да. В конце концов, он не только твой шеф, но еще и мой брат, так что в смысле этики…

— Ну, и что он тебе сказал?

— Он сказал, что дешифровка фиксаций уникума показала какое-то голубое свечение. Потом оно исчезло. И все было нормально. И только уже на самой границе Системы ты испытал очень сильное волнение… которое с приближением к Земле стало убывать, — нерешительно закончила Кора.

— Ну и что? — нервно произнес Филипп. — Я давно не был дома. И потом, когда пересекаешь границу Системы… Разве это не естественно?

— Раньше этого не было. — Она опять вздохнула.

— Я устал! — проговорил он. — Я правда устал, Кора. Потому, собственно говоря, и отпуск…

— Виктор сказал еще, что у них впечатление, что значительная часть информации уникума стерта…

— Вот даже как! — сдерживаясь, чтобы не вскипеть, проговорил он. — Стерта! И кем же? И каким образом?! — И уже почти яростно добавил: — А братцу твоему не следовало бы выбалтывать служебные тайны!

— Разве это тайна?

— Дела специалистов не должны становиться достоянием неспециалистов! Есть, между прочим, такой пункт Устава. Во избежание кривотолков, некомпетентного трезвона! И Виктор не имеет права пренебрегать этим. И ты тоже! Я ведь не берусь судить о твоем художественном конструировании. «Стерта»! — добавил он, остывая. — У них, видите ли, «создалось впечатление»… Разве ты не знаешь, что стереть записи уникума невозможно? А вмешиваться в его работу я не имею права, то есть не имею права отключить его хотя бы на секунду — за это я был бы немедленно уволен. Или это для тебя новость?

— Прости, — сказала она, — что затеяла этот разговор. Я думала, тебе плохо, хотела помочь… Он заставил себя обнять ее.

— Все устроится, Кора. Отдохну, и все устроится и объяснится. Я люблю тебя. — Он и в самом деле почувствовал, что любит жену, и обнял крепче, потому что именно и захотелось крепче обнять.

— А что все-таки значит голубое свечение, Фил? — прижавшись к мужу, спросила она. Он рассмеялся.

— Моя вечная и неисправимая женщина! Будем надеяться, что наши мудрецы там разберутся, что оно значит…

Под утро, когда только начало светать, он внезапно проснулся, как от крика, и резко сел на кровати. Кора спала.

Он встал и оделся. Жена не проснулась, когда он прикоснулся губами к ее виску; не проснулись и дети… На столе он оставил записку: «Я должен выяснить очень важную штуку. Не волнуйся, жди».

Велоракету он выволок на берег озера и только там запустил ее…

Дверь городской квартиры, как всегда, открыл робот-универсус Зенон, высокий, худой, смуглолицый кибер, с искривленной шеей; он поздоровался и сказал, что хозяином в его отсутствие никто не интересовался.

— Скоро заинтересуются! — лихорадочно пробормотал Филипп. — Очень скоро и очень заинтересуются.

— Все может быть, — философски заметил Зенон. — А почему ты так рано?

— Значит, надо. И вообще, старина, любопытство, как говаривали в старину, не порок, конечно… — Филипп спешно переодевался.

— Они говорили чепуху, Фил. Любопытство всегда было их главным движителем…

— Собирайся и ты! — оборвал робота Филипп. — Подзаправь-ся как следует. Нам предстоит основательно прошвырнуться.

— Ты прервал отпуск?