– Я женюсь, – объявил он в тот вечер Тони по телефону.
Тони, знавший Марка со времен их учебы в университете, не поверил своим ушам. Он сам, как и его друг, был закоренелым холостяком. «Закоренелым» даже не в смысле возраста, а в смысле прочности и непоколебимости убеждений. Через пару минут он дослушал историю знакомства Марка с будущей женой, и его прорвало:
– Англичанка! Модель! Да еще и скорее всего анорексичка! – кричал Тони из Швейцарских Альп. – Длинная плоская дылда! Они там тебе что-то подсыпали на этой чертовой конференции по борьбе со старением?! Лет-то ей сколько?
– Двадцать три. Но выглядит на восемнадцать, – тихо ответил Марк, как будто признавался в чем-то нехорошем.
– Ага! – радостно воскликнул друг. – У тебя кризис среднего возраста, твою мать!
– В наше время у меня возраст не средний, а гораздо ниже среднего, – автоматически поправил Марк.
– Что же будет в среднем? В детский сад пойдешь? – не унимался Тони.
– Я ее люблю, – сказал Марк и повесил трубку.
Лозанна, май 2030 года
Миранда идет по набережной босиком. Камера сняла босые ноги, пальчики с накрашенными черным лаком ногтями, руку, державшую балетки. Потом на экране появилось озеро, белоснежные яхты, качавшиеся на воде, чайки, лебеди, утки. Марк шел за женой. Камера крутилась и снимала то, что окружало ее хозяина – слева, справа, спереди, сзади, сверху, снизу.
– Дорогая, пора где-нибудь сесть поужинать, – кричит Марк вслед Миранде.
– Я не хочу есть, – отвечает она, не оборачиваясь.
– Мы же договорились, – бормочет он себе под нос. Но она услышала:
– Хорошо. Конечно. Только совсем чуть– чуть.
– Чуть-чуть, – радостно соглашается Марк, – а тебе сразу много и не надо. Сейчас закажем вкусненького. Твоего самого любимого.
Проблема была в том, что самого любимого у нее не было. Как не было и просто любимого. Или на худой конец нравящегося. Но врач сказал кормить ее вкусным и любимым. Как определить, что давать Миранде, Марк решил простым способом. Он стал ей заказывать то, что любил сам. Предварительно, правда, он убил неделю на то, чтобы выведать эту информацию у самой Миранды, но не добился ответа.
На экране появилось блюдо с лягушачьими лапками. Выглядело страшно аппетитно. Даже сидя на диване перед телевизором, Марк отчетливо вспомнил вкус потрясающего соуса. Можно было даже лапки не есть, а только слизывать с них соус. Рядом в корзинке лежали хрустящие ломти белого хлеба. На тарелочке – масло. Он намазал масло на теплый хлеб и передал Миранде. Камера сняла его руку и ее ладонь, на которую он положил намазанный маслом ломтик.
Она поела и ушла в туалет. Каждый раз он надеялся, что еда останется у нее в желудке. Каждый раз она возвращалась с виноватым видом и говорила, что уж в следующий-то раз точно постарается все переварить.
Миранда пьет воду. Обручальное колечко на левой руке чуть не сваливается с пальца – ее точного размера найти не удалось…
На экране она даже более живая, чем была на самом деле. Или она все-таки старалась ради него? Марк снова поставил диск на начало. Лондон. Светит солнце. И Миранда заходит в кафе. Нет, пожалуй, в Швейцарии она выглядела лучше. Чуть более загорелой. Не такая бледная. Правильно он настоял на том, чтобы она бросила модельный бизнес.
Худеть, правда, при этом не прекратила. Но она переехала к нему в Швейцарию, дышала свежим альпийским воздухом, много гуляла…
Мало ела…
Марк раз за разом мысленно возвращался к тем счастливым дням, что они успели провести вместе. Точнее, месяцам. Еще точнее – чуть меньше года. Одиннадцать месяцев и два дня. В нижнем углу экрана на последних кадрах стоит дата…
После лягушек им приносят десерт. Клубника с огромной шапкой сливок, только что взбитых из свежайшего молока. Миранда ест сливки, медленно зачерпывая ложкой белую массу и также медленно отправляя ее в рот. Камера снимает Марка, который берет себе одну ягодку клубники.
– И ты тоже ешь! – всегда настойчиво говорит ему Миранда. Как будто и у него проблемы. Он не очень любит сладкое, но берет себе десерт. Или ест из ее тарелки, когда десерт большой.
Они много гуляют, потому что надо нагуливать аппетит. И потому что пахнет вокруг великолепно! Все в цвету. Запахи распустившихся цветов кружат голову. На экране – буйство красок.
Марк закрывает ладонью глаза и снова начинает анализировать свои ошибки. Что он сделал не так. Где случился сбой. Впрочем, он знает. Знает, но пытается не думать об этом. Пытается не думать, но мысли гурьбой залезают, как непрошеные гости, к нему в голову и настойчиво напоминают о самом больном. Напоминают о том, в чем виноват именно он.