Эксперимент N 1

Теофей сидел на большом, не остывшем еще камне, и горестно кивал трясущейся седой головой в такт своим мыслям. Он стар. Он очень стар. Почему выбор пал на него? Он мудр. Пусть. Ему верят. Пусть. Да, ему пока верят. Станут ли верить дальше? Как на него посмотрел Саав, когда услышал, что Бог требует построить для него, Бога, ковчег. Саав ничего не сказал, но ему и не нужно было ничего говорить - все было написано у него на лице. И Дорония посмотрела почти так же. И Вул. И расходились они все понурые какие-то, печальные. Дескать, совсем спятил старик. Однако за дело они все-таки взялись. С неохотой, но взялись. Ковчег почти готов. Завтра он будет совсем готов. А послезавтра...

Теофей посмотрел на запад. Солнце давно село и с востока надвигалась тьма. Ему стало холодно, он поежился, но уходить не хотелось. Он, Теофей, обманул их. Обманул Саава, Доронию, Вула. Обманул всех. Бог вовсе не требовал постройки ковчега. Бог ничего не требовал. Это была его, Теофея, идея - построить ковчег. Ну как же - разве можно разговаривать с Богом где-то кроме как в ковчеге? Нельзя. Он помотал головой, вытер рукавом слезящиеся глаза. Никак нельзя. Будь на его месте Саав... Нет, Саав еще молод и неразумен. Как бы поступил на его месте Саав? Или Вул? Трудно сказать. Вул в два раза старше Саава, но Теофей не знал, как поступил бы Вул, потому что Вул в два раза моложе Теофея. Да и важно ли это - как поступили бы Вул и Саав? Не Вулу и Сааву Бог доверил быть Проводником, а ему, Теофею, и Теофей сам решает. Вот он решил построить для Бога ковчег. А если при этом он обманул жителей деревни... Нехорошо. Обманывать нехорошо. Стать Проводником и обманывать... Но теперь уже поздно. Прийти к ним и сказать, что Бог вовсе не просил ковчега... Признаться во лжи... Они ничего не скажут, только утвердятся в мысли, что совсем выжил из ума старый Теофей. А может быть, кто-нибудь и скажет. Вот Приум, например. Да, Приум непременно что-нибудь скажет. Хотя бы вот : "А куда ковчег будем девать?" На него шикнут, и все. Мол, не перечь старому человеку. Мол, каким еще ты станешь, когда доживешь до таких лет. Нет, прийти и сказать такое немыслимо. Невозможно такое сказать. Да и не надо такое говорить. Обманул так обманул. Теперь молчи. Да и потом - где же с Богом разговаривать?

Интересно - а можно ли прожить жизнь и ни разу не согрешить? Ни разу... Никого никогда не обмануть, никого никогда не унизить. Не согрешить ни разу... Холодно... Нет! Не холодно совсем. Что это он вообразил? Не холодно, а страшно. Ведь если то, что он видел в снах - не более чем сны... Страшно даже подумать об этом... Что же получается если это были только сны, тогда ему придется продолжать лгать? Продолжать строить ковчег, подгонять, чтоб поторопились? Или признаться в том, что он, Теофей, действительно выжил из ума? Бррр! Невозможно в этом признаться, невозможно! Никто, конечно, не покажет на него пальцем, никто не захихикает, но он-то будет знать, что не захихикают только потому, что будут сдерживаться. Из уважения к нему, значит. А может быть и захихикает кто-нибудь. И стоит ему, Теофею, на этого, захихикавшего, посмотреть, как у того сделается постное лицо. Дескать что? Я ничего. Ну а за глаза... Ох-ох-ох!

Но не может же быть, чтобы это были просто сны. Ведь никогда же с ним ничего подобного не было. А тут - свет. И не то чтобы просто свет - как от солнца, например, а такой свет, что проникает в самую глубь и просвечивает насквозь. И Голос... Ласковый такой... Он, Теофей, не помнит, чтобы с ним так ласково говорили. Да нет, эта ласка не в интонациях Голоса, она откуда-то извне, и обволакивает, обволакивает... Непостижимая ласка, нечеловеческая... Нет! Не может это быть простыми снами! Невозможно!.. Теофей осекся. Кажется, последние слова он прокричал вслух. Он подслеповато прищурился, оглядел сгущающиеся сумерки нет ли кого поблизости, не слышал ли кто? Сердце забилось толчками, в горле встал комок. Если услышат, что он, Теофей, сомневается, тогда... Не хочется думать об этом... Горько думать об этом... Почему выбор пал на него? Он стар, немощен и не честен. Обманывал ли он когда-нибудь раньше? Обманывал. Обманывал! Грешен. Грешен! Так почему же выбор пал на него? Не потому ли, что другие более грешны? Как замолить грехи? Как задобрить Бога, который, конечно же, знает, что он, Теофей - грешен? Надо принести ему в жертву козленка. И не одного. Самого лучшего вина. Теофей смутился. Разве Бог пьет вино? Разве Бог ест мясо? Нет, не годится. Он еще подумает над этим... Он еще подумает...

Ноги затекли. Теофей с трудом встал, сделал несколько неуверенных шагов, плотнее запахнулся в длинную серую накидку и побрел прочь, оскальзываясь и спотыкаясь.

* * *