Аналогичную точку зрения выражает Зилльман (Zillman, 1979, 1983), который убежден, что познавательные и мыслительные процессы в состоянии сильного эмоционального возбуждения сильно нарушаются. В подобном состоянии, например в гневе, — человек, который обычно обдумывает свое поведение, начинает действовать, не задумываясь, в соответствии со сложившимися у него стереотипами. Поэтому в состоянии очень сильного эмоционального расстройства недружелюбные или агрессивные действия, скорее всего, переходят в разряд «импульсных» (данный термин Зилльман ассоциирует с силой привычки). Действия становятся настолько привычными, что не требуют ни времени, ни усилий для обдумывания. Другими словами, действия производят впечатление «бессмысленных». Следовательно, импульсивное поведение не является чем-то необычным, не свойственным поведению человека: оно отражает привычные способы реагирования, которые человек, скорее всего, отверг бы в состоянии более низкого возбуждения или в нормальных условиях.
И Точ, и Берковиц, и Зилльман считают, что многие люди, переживая сильные эмоциональные реактивные состояния, не способны учитывать последствия своих агрессивных действий. Сильное возбуждение блокирует когнитивную обработку информации настолько, что человек вообще не в состоянии обдумывать свои действия. Окружение и релевантные внешние стимулы подавляют внутренние опосредующие процессы, которые ослаблены чрезвычайно высоким уровнем возбуждения. Конечно, хотя эта концепция «возбуждения» объясняет наиболее часто встречающиеся и обычные случаи насилия, происходящие в большинстве обществ, многие серийные и массовые убийцы, как мы узнали из этой главы, более склонны обдумывать и просчитывать свои убийства. Эти преступники, совершающие не одно убийство, любят фантазировать, мечтать и мысленно репетировать свое преступление перед фактическим его совершением.
Преступники с завышенным и заниженным самоконтролем
Одной из самых эвристических гипотез о происхождении насилия было объяснение, предложенное Эдвином Мегарджи (Megargee, 1966), который выделил в агрессивной популяции два полярных типа личности: лица с заниженным самоконтролем и лица с чрезмерным самоконтролем. Личность с заниженным самоконтролем имеет недостаточно механизмов, сдерживающих агрессивное поведение, и при наличии малейшего повода или провокации совершает агрессивные действия. Агрессия является для таких людей стереотипом поведения, который становится обычной реакцией, если они расстроены или рассержены.
И наоборот, личность с завышенным самоконтролем имеет хорошо развитые механизмы сдерживания агрессивного поведения и неукоснительно пользуется ими даже перед лицом провокации. Этот человек хорошо усвоил (или у него сформировался условный рефлекс) последствия агрессивного поведения (реальные, воображаемые или подразумеваемые). Человек с высоким самоконтролем — это социализированная или, возможно, сверхсоциализированная личность, которая с готовностью ассоциирует нарушения социальных нравов и правил, продиктованных другими людьми, с потенциальным и последствиями в виде наказания. Он даже чаще других твердит: «Если я нарушу правила, меня накажут». Вспоминая дихотомию Айзенка, мы могли бы утверждать, что интроверт во многом напоминает личность с высоким самоконтролем, тогда как экстраверт демонстрирует черты личности с низким самоконтролем.
Однако, по мнению Мегарджи, может случиться так, что в результате фрустрации или провокации даже обладающий высоким уровнем самоконтроля человек окажется выбит из колеи. Если такое происходит, то он может сорваться и повести себя агрессивно, возможно даже превосходя уровень агрессивности, демонстрируемый человеком с низким самоконтролем. Поэтому в соответствии с типологией, основанной на уровне самоконтроля, самые зверские и неожиданные убийства часто совершаются сдержанными, ограничивающими себя лицами. Также оказывается, что многочисленные массовые убийства семей совершаются членами семей, характеризуемыми высоким уровнем самоконтроля. Так, соседи, друзья и родственники были потрясены убийством, которое совершил «хороший, тихий, воспитанный мальчик»:
«В этот четверг, сразу после похорон трех девочек, 16-летнему мальчику-хористу, которого считали „чудо-ребенком“, было предъявлено обвинение в том, что он заколол их до смерти.
Тела девочек были найдены в понедельник, лицом вниз в ручье в глухом лесу, примерно в четверти мили от домов.
По словам члена медицинской комиссии штата, у двух девочек было примерно по 40 ножевых ранений, а у третьей — восемь Смертоносным оружием, как полагают, был охотничий нож» (Тот Stuckey Associated Press release, October 14, 1977).