Экспериментальный фильм

– Подождешь, не скажет ли сам? – уточнил Саймон. Я молча кивнула. – Хорошо, но если он этого не сделает? Надо же доказать связь, чтобы привлечь внимание…

– Конечно.

– Так как?

– Ни одной сраной идеи.

Саймон кивнул; на несколько минут мы погрузились в исполненное взаимного понимания молчание. Прежде чем отправиться на первое свидание, мы с Саймоном были знакомы добрых семь лет. Дружба была важной частью нашего взаимодействия; хотя принято считать, что быть с партнером «лучшими друзьями» – это отлично, в действительности это обстоятельство, как правило, существенно сужает круг ваших знакомств, особенно когда у вас появляются дети. Особенно если эти дети – такие, как Кларк. И, оглядываясь назад, я понимаю – никаких других, обычных детей у нас и быть не могло.

Люди иногда спрашивают меня, что, я думаю, «произошло», как будто хотят знать, кто виноват, или что-то сделала я, или что-то сделали со мной. В результате произошел сбой, и Кларк стал тем, кем (чем?) он стал. Естественно, люди хотят избежать подобных сбоев. В чем причина, в вакцинации, в загрязненном воздухе, в слишком сильных электрических полях? Единственное предположение, которое представляется мне не лишенным смысла, было выдвинуто братом Саши Барона Коэна (забавно, но его тоже зовут Саймон), который считает, что подобные заболевания являются следствием генетической предрасположенности: то обстоятельство, что в течение пятидесяти с лишним лет супружеские пары создаются по принципу взаимной симпатии, а не экономическим соображениям, позволяет сойтись гикам вроде меня и Саймона, находящимся на краю спектра. Двойной груз гиканутости, и вот пожалуйста – на свет появляется Кларк, сверхчокнутый, настолько погруженный в собственные видения, что в плохие дни он отказывается замечать окружающий мир – впрочем, даже в хорошие дни все, что находится за пределами его черепной коробки, не кажется ему особенно привлекательным и не способно завладеть его вниманием на долгое время.

Саймон силен в математике, любит ролевые игры и головоломки. Отец по сей день служит дьяконом, а дядя священником – тем самым священником, который нас обвенчал. Нет ничего удивительного в том, что ему присущ иезуитский или, возможно, томистский образ мыслей; прежде любимым его развлечением были споры и дискуссии, но сейчас он находит все это утомительным. В обществе он держится более легко и непринужденно, чем я, но нередко раздражается по пустякам; в отличие от меня, он не прячет своих эмоций в глубоком подполье души и склонен открыто проявлять их. С другой стороны, он мастер отбрасывать все ненужное, так как рассуждает логически, а не метафорически. Мы оба имеем привычку к алгоритмам, хотя совершенно разного типа.

– Тебе пора идти, – прервал молчание Саймон. – На досуге подумаю над всем этим. Вдруг что-нибудь придет в голову.

– Подумай, может, что и придумаешь. Буду рада любой помощи.

– Договорились, – улыбнулся Саймон. – Пока. Люблю тебя.

– Я тоже, – ответила я, целуя его на прощание.

Вот уже десять лет, как в барах, кафе и ресторанах Торонто запрещено курить, тем не менее, когда входишь в Sneaky Dee’s, кажется, что оказался внутри пепельницы. Стены, обитые темными панелями, украшенные картонными коровьими черепами и ковбойскими шляпами, кажется, пропитались дымом до скончания веков. По выходным здесь устраивают вечера музыки восьмидесятых, где можно услышать самую адскую смесь – нью-панк, металл, блюз и рэп, все в исполнении групп из ближайших пригородов. Когда такси остановилось у дверей заведения, я отправила Вробу сообщение. Войдя внутрь, я сразу его увидела – он сидел, забившись в угол, в дальнем конце зала. Лохматая шевелюра давно не мыта, длинные руки и ноги словно не находят себе места, глубоко посаженные глаза беспокойно поблескивают. Он приканчивал вторую кружку пива и рассматривал флаер с программой сегодняшнего вечера.

– Сегодня играет группа Prolapse, – сообщил он, показывая мне флаер. – Слыхала о такой? По-моему, это та, что прежде называлась Prolapsed что-то, или, если да, это полный отстой. Но я не уверен, что это они.

– Все, что я могу сказать, – здесь используется тот же самый шрифт, что использовала группа Fudgetongue, – заметила я, взглянув на афишку.

– Fugetongue? Господи помилуй. По-моему, эти отморозки используют модульный синтезатор, который дудит, как казу.

– А по-моему, это ты о Fudge Tunnel.

– Ну, так или иначе, нам надо закончить наши дела побыстрее, – Вроб поднял руку, подзывая официанта. – Привет, Ллойд! Еще два пива.

– Мне не нужно, спасибо. У меня аллергия на глютены.

– Тогда одно пиво, и то, что у вас считается лучшим напитком для девушек.

Должна заметить, меня чрезвычайно редко называют девушкой, так что слова Вроба я решила счесть комплиментом.

– Не будешь возражать, если я запишу нашу беседу на диктофон? – спросила я, устраиваясь рядом с ним. – Алек Кристиан иногда делает подкасты, но не беспокойтесь, если я не смогу очистить звуковой файл в соответствии со стандартами хостинга, я расшифрую стенограмму. Я всегда делаю заметки во время интервью.