Эксперт № 01-02 (2014)

В общем-то, таким кетчупом тут служат как раз положительные стороны капитализма. Грядущие, футурологические, и реальные, которые обнаруживаются автором больше в прошлом. Когда еще не было доминирования в местах обитания дельцов «грубого черного цвета».

Старый добрый мир

Впрочем, диккенсовский Эбинейзер Скрудж появился ненамного позже той почти пасторали, которую Малган описывает в начале книги: «Если капитализм выдвигал взгляд на мир, который зачастую был оторван от морали повседневной жизни, он также выдвигал претензии на моральную цель. Сделать вещи продуктивными — вот такой была его моральная миссия: он отрицал праздность, излишества и потакание своим капризам. В более жестких проявлениях он был тесно связан с уничтожением непродуктивных пристрастий к танцам и карнавалу, с изгнанием господ, чьи проступки отвлекали людей от их трудовых будней… Ценность означала труд, порядок и религиозную дисциплину… Реализация ценности была нашим долгом, нашей самой главной службой Господу. Продуктивность была самостоятельной моральной целью, а также несла с собой строгие обязательства. Рынки были местами сознательного морального самоограничения, где осмотрительность и дисциплина снова и снова превозносились как важнейшие добродетели. Считалось, что индивиды должны принять на себя ответственность за свои действия».

Последнее замечание иллюстрируется наглядным примером. В начале XIX века все банки в Лондоне должны были стать товариществами с неограниченной ответственностью. Автор предлагает оценить этот прецедент в свете «недавней финансовой истории» — книга написана по свежим следам мирового финансового кризиса, когда огромная помощь банкам со стороны правительств не была компенсирована личной ответственностью владельцев и управляющих (хотя бы финансовой) за много-многомиллиардные убытки и глобальную стагнацию. В другом месте книги Джефф Малган замечает, что если прежде суверены (короли и князья) были главной угрозой устойчивости банковских домов, так как, будучи главными должниками, попросту банкротили своих заимодавцев, то теперь банки превратились едва ли не в главную угрозу государственному суверенитету. Поэтому их так часто спасают. А в других местах мира, добавим от себя, не дают им набрать силу.

Итак, капитализм поначалу (когда еще и говорили-то не о нем, а о предпринимательстве) был тесно связан с моральной целью и трудовыми ценностями в контексте религии — знаменитой протестантской этики, конечно же, но не только. В России крупнейшими хозяйственными субъектами были монастыри, и это были образцовые, продуктивные хозяйства, острова порядка и красоты не только в богослужебном смысле. А старообрядцы (с нынешней церковно-канонической точки зрения вполне полноправные православные христиане), будучи поставлены перед необходимостью отстаивать свое понимание веры, пошли по пути создания образцовых предприятий, промышленных и торговых. В материальную эпоху религиозный энтузиазм избрал путь «производительности», по слову автора книги, и создал нам мир изобилия и прогресса — что ж, так и есть.

(Интересно, что будущее капитализма Джефф Малган, тем не менее, никак не выводит из этого зачина. Но к этому мы еще вернемся.)

Что же такое капитализм сегодня? Напрашивается вывод, что это крупный олигополистический бизнес и правительства. Нет, конечно, на факты, приводимые в «Саранче и пчеле», наверное, можно взглянуть и по-другому. Но и для суждения вашего рецензента есть основания.

Автор приводит впечатляющую статистику затрат на НИОКР в США: «Еще один признак разрыва между риторикой и реальностью можно увидеть в цифрах инвестиций в инновации в Соединенных Штатах: венчурный капитал вложил 2,3%, 47,2% были внутренним финансированием от бизнеса, 23,9% пришли от меценатов, 3,9% — от университетов и 22,7% пришли от федерального правительства и правительств штатов». «Внутреннее финансирование» — это, очевидно, затраты на НИОКР в крупных корпорациях, имеющих свои исследовательские центры и создающих сегодня львиную долю попадающих на рынок новшеств. Но роль правительства и на этом фоне выглядит очень впечатляющей, тем более что и «внутренние затраты» крупного бизнеса часто связаны с его работой, например, на министерство обороны или энергетики. Ну а доля превозносимого у нас частного «венчурного финансирования» выглядит пренебрежимо малой, хотя, возможно, там хорошая эффективность.