Эксперт № 01-02 (2014)

Тем, кто хоть немного знаком с историей нашей российской общественности, как выражались в старину, не надо рассказывать о том, что Глеб Павловский двадцать лет назад занимал непримиримую позицию по отношению к ельцинскому режиму, что еще раньше он резко негативно отнесся к Беловежским соглашениям, которые положили конец единому союзному государству на территории Евразии. Знают они и том, что впоследствии Павловский не только осудил октябрьский расстрел Белого дома

в 1993 году, но даже создал оппозиционное демократическое движение, нацеленное на борьбу с тем строем, который установился в России по итогам расправы с Верховным Советом. Мы также помним, что спустя три года после тех кровавых событий Глеб Павловский вместе с созданным им Фондом эффективной политики начал сотрудничать с новой властью и в конце концов стал одним из ведущих политических консультантов администрации того самого президента, о котором он столь жестко отзывался в статьях осени 1993 года.

Большинство из тех, кто будет читать эту книгу, также прекрасно помнят, что учитель и собеседник Павловского, историк Михаил Гефтер, стал одним из ярких публицистов перестроечной эпохи, что он, в отличие от Павловского, громко поддержал Беловежские соглашения, увидев в них реализацию ленинских мечтаний о свободном соединении народов империи, и поначалу принял режим Ельцина и даже вошел в его президентский совет. Однако кровавые события осени 1993 года заставили Гефтера новыми глазами взглянуть на постсоветскую власть, ужаснуться жестокости тех, кого он считал друзьями и единомышленниками, и он не побоялся выйти из президентского совета в знак протеста против бойни, учиненной милицией и армией на улицах столицы.

Повторяю, все это мы уже знаем, когда приступаем к чтению книги, и, естественно, ищем в ней в первую очередь если не историческое, то художественное, психологическое объяснение всем этим резким переменам в мировоззрении и политическом позиционировании наших героев. Как неистовый оппозиционный публицист мог спустя три года оказаться в компании своих противников и как прославленный либеральный историк отважился — единственный из всех в вышеупомянутом совете — громко хлопнуть дверью?

Масштаб и чепуха

Гефтер никогда прямо не объяснял мотивов своего поступка — даже когда для этого был самый подходящий момент. Я его видел при жизни всего один раз, на заседании того самого оппозиционного движения, о котором сказал чуть выше. Очень хорошо помню, что в своем выступлении о 1993 годе он произнес всего несколько фраз — о том, что такие события более не должны повторяться и что их оценку он оставляет при себе. Это было удивительно: в окружении аплодировавших его поступку откровенных противников Ельцина историк мог бы не стесняться высказывать весь свой негатив против ненавистных победителей. Но Гефтер этого не сделал, и рецензируемая нами книга претендует на объяснение, почему он поступил именно так.

В диалогах Гефтера и Павловского много сюжетных линий, магистральных и побочных, собеседники часто отклоняются от основной темы разговора, чтобы сообщить интересные подробности о различных деятелях русской и мировой истории, — все это, кстати, весьма интересно читать. Собеседники постоянно отвлекаются от философских материй, живо реагируют на то, что происходит за окном и о чем вещает телевизор. Это действительно очень интересно было бы представить как театральную пьесу — своего рода «Дни Турбиных» последних советских интеллектуалов. За окном бушует гражданская война, а на кухне еще продолжаются философские разговоры о судьбах истории, о трагическом конце человечества и, разумеется, о русской идее. В конце драмы жизнь безжалостно вторгается даже не в уютный дом пожилого историка, она вторгается в само существо его идей, подчиняя их себе.

И это тем более трагично, поскольку поначалу и Гефтер, и Павловский стремятся подчеркнуть свою автономность, независимость от пошлой государственной пропаганды, они хотят оценивать все происходящие на их глазах события более высоким историческим масштабом. Слово «масштаб» постоянно присутствует в речи Гефтера. «Революция подавляла и вдохновляла своим масштабом, пусть жутким, но масштабом», — признается он Павловскому. Соперничающие между собой современники вызывают у Гефтера чисто психологическое отвращение. Глядя на то, как «в прямом эфире шутейно подделывают подпись Ельцина», историк сокрушенно говорит своему ученику: «Человеку труднее всего согласиться с такими вот штучками, мерзкими подробностями событий. Ты отступаешь перед жутким, но масштабным, а потом вдруг не соглашаешься с гнусной мелочью. Люди вообще восстают из-за чепухи».