Эксперт № 14 (2013)

— Конечно, говорили, что в случае войны было бы полезно иметь дублирующий центр подальше от границы. Но в ракетный век это, конечно, серьезного значения не имеет. Я сам спрашивал Харитона, какова была идея в создании нового центра. У него ответ был очень яркий: «Это чтобы старый кот не дремал». Именно так — чтобы соревновательность не давала самоуспокаиваться. В Советском Союзе была очень развита научно-техническая конкуренция. По крайней мере, в оборонной области она целенаправленно поддерживалась: работали авиационные КБ Туполева, Ильюшина, Яковлева, Микояна. В ракетной области то же самое: Королев, Янгель, Макеев — и это была сознательная политика. Так же в области разработки ядерного оружия: сначала Харитон, Щелкин, позднее Харитон, Забабахин. Идеями, безусловно, обменивались и Янгель с Макеевым, и Харитон с Забабахиным. Так, РДС-37 разрабатывали в Арзамасе, а первый серийный заряд, который пошел на вооружение в Советскую Армию, был у нас в институте создан, Ленинскую премию мы получили за это. Дальше все термоядерные заряды пошли на основе 37-го, всякие тяжелые изделия уже конкурентные, в том числе супербомба известная.

— «Кузькинамать»?

— Да. Ведь ее разработку вначале поручили нашему институту, мы изготовили экспериментальный образец, 50-мегатонный заряд, полностью подготовили к испытанию. Но к тому времени не был готов Новоземельский полигон, поэтому испытание отложили, позже уже Никита Хрущев начал играть в моратории. Но потом Сахаров с Харитоном пришли к Хрущеву и сказали: «Давайте все-таки испытание 100-мегатонной бомбы проведем». Взяли готовые наши корпус, еще кое-что, парашютную систему (бомбу же нельзя взрывать без парашюта, самолет-то сгорит). Прошло несколько лет после нашей разработки, поэтому арзамасцы предложили, конечно, более совершенный заряд. Его и взорвали в 1961 году, только, как вы знаете, уменьшили мощность до 50 мегатонн из опасения, что последствия непредсказуемы. А наш заряд разобрали. Потом еще ряд бомб сверхмощных, но уже гораздо меньше 50 мегатонн сделали — тоже в конкуренции с ВНИИЭФ. Что-то наше пошло, что-то их — здесь конкуренция была добросовестная. Шли и совместные работы: создание, например, сверхчистых ядерных зарядов — заслуга обоих наших институтов. У нас и сейчас очень много взаимно интересных направлений. Одно из них — так называемые перекрестные расчеты, это совершенствование математического моделирования, в том числе ядерного взрыва, путем сравнения методик, которые более или менее независимо развивались в наших институтах.

Взрывая под землей десятки ядерных зарядов, мы провели глубинное сейсмическое зондирование, простучав для геологов почти весь Советский Союз

Рисунок: Константин Батынков

—Пишут,чтопослевзрыватойбомбынаНовойЗемлеамериканцыпересталиразрабатыватьсверхмощныебомбы.

— Они вроде никогда особо этим не увлекались. Экспериментальный первый заряд у них был достаточно мощный, затем они пошли в сторону миниатюризации. Кирилл Иванович Щелкин с самого начала говорил, что эти большие заряды нежизнеспособны, что не существует целей для 100-мегатонной бомбы. Для уничтожения любого мегаполиса — и Москвы, и Нью-Йорка — достаточно заряда всего в несколько мегатонн.

—Высказалио «сверхчистом»ядерномзаряде.Звучиткакоксюморон.

— Почему же? Что такое «чистый»? Как ни посмотри, для зажигания термоядерной реакции без ядерного взрыва не обойтись, то есть должна быть какая-то радиоактивность. Значит, чтобы ее не было, во-первых, нужно создать такой заряд, который давал бы очень небольшое количество осколков деления, а это требует эффективного запала небольшой мощности. Вот созданием такого запала, спички, грубо говоря, у нас занимался Юрий Сергеевич Вахромеев, наш главный «геолог» — он много мирными взрывами занимался. Второе — это растопка, береста, то есть способы и средства для того, чтобы разжечь реакцию в самом термоядерном узле. Эту задачу лучше решил арзамасский ВНИИЭФ. Там Владислав Николаевич Мохов, к сожалению, уже покойный, был ведущим специалистом. Дальше уже горение дров, собственно термоядерная реакция, часть работ выполнял ВНИИТФ с моим участием. В итоге мы создали заряд, при взрыве которого никаких осколков деления не возникает — только нейтроны, но они быстро улетучиваются, так что остается только проблема наведенной ими активности. Но это задача, решаемая техническими путями, потому что можно подобрать такие материалы, которые слабо активируются, подобрать нейтронную защиту, в нашем заряде все это было сделано, так что у нас была очень небольшая наведенная активность. В итоге чистота после взрыва была практически полная. Это действительно была уникальная разработка, очень интересная, очень оригинальная.