Эксперт № 21 (2014)

Куда большая воздержность проявляется в делах, а равно и в общей манере поведения — в дипломатической мимике и жестах. Если американские официальные лица готовы заложить своих жен и детей, а равно имущество крупных корпораций ради святого дела украинской свободы, то европейские державы проявляют куда меньший энтузиазм. В дипломатии такая манера поведения называется скрытой нелояльностью — когда, например, посол, объявляя какие-нибудь решительные меры, всем своим видом показывает официальным лицам державы, против которой меры направлены, до какой степени все это ему не по душе. Впереди на горячем коне Соединенные Штаты, а сзади в обозе неохотно тащатся равнодушные к борьбе за мир европейские державы, по степени своей боевитости напоминающие союзников СССР по Варшавскому договору. Все это, разумеется, совершенно не основание, чтобы рассматривать украинский кризис 2014 г. как борьбу Петрушки Уксусова с квартальным. США и без европейских сателлитов способны наломать немало дров. Однако ломка дров, при которой заокеанской державе приходится с самого начала выступать на первом плане, сильно отличается от прежних мировых кризисов, когда она занимала более выгодную позицию первоначального изоляционизма, приступая к интервенционизму лишь тогда, когда речь идет уже о собирании трофеев.

Выжидательная тактика американской республики, примененная в двух мировых войнах, была сформулирована сенатором Г. Трумэном в газете «Нью-Йорк Таймс» от 24 июня 1941 г.: «Если мы увидим, что выигрывает Германия, то нам следует помогать России, а если выигрывать будет Россия, то нам следует помогать Германии, и, таким образом, пусть они убивают [друг друга] как можно больше», а в более кратком виде — председателем Мао, который советовал брать пример с обезьяны, наблюдающей с горы за схваткой двух тигров в долине.

Тактика Мао—Трумэна принесла феноменальные результаты. В двух мировых войнах великие державы Старого Света уничтожали друг друга со всем напряжением сил, совершая таким образом самоубийство прежней Европы, а США до поры до времени воздерживались от прямого участия в схватке, с тем чтобы вступить в нее к шапочному разбору и пожать все преимущества. Жатва была богатой в обеих войнах. В результате первой Америка, бывшая до 1917 г. лишь региональной державой, вписалась в европейский концерт в качестве первой скрипки — Версаль был триумфом президента Вильсона, в значительной мере определившего повестку мирной конференции и конкретную перекройку европейских границ. Что до хозяйственного влияния, то по итогам первой войны Америка сделалась из должника кредитором европейских держав, а ее корпорации начали победное шествие по европейским ландшафтам. В результате второй войны Америка стала гегемоном западного мира, превосходящим по мощи все бывшие великие западные державы вместе взятые, а доллар стал единственной мировой валютой. Где были в 1945 г. франк и марка, неприлично и спрашивать.

Так что когда Мао Цзэдун рассуждал про обезьяну и тигров, он опирался не только на древнюю китайскую мудрость, но и на современную ему американскую историю успеха. Конечно, в 60-е гг. растерзанному и издыхающему Китаю было до статуса мудрой обезьяны как до Луны, но китайцы умеют ждать.

С Америкой же получилась некоторая непонятность. После 1945 г., когда термин pax americana вошел в обиход, и уж тем более после 1991 г., когда СССР был повержен и США остались единственной сверхдержавой, пребывать в статусе обезьяны США стало не только неприлично, но и нелогично. Чтобы быть обезьяной, надо, чтобы имелись тигры в числе не менее двух — а где же таковые? Тигр остался только один.

С другой стороны, лицейское прозвище А. С. Пушкина «помесь обезьяны с тигром» показалось американским стратегам настолько лестным, что они решили присвоить его себе. Стратегия управляемого хаоса, предполагающая доведение до ручки различных регионов мира с целью создания головной боли политическим и экономическим конкурентам (в том числе формальным союзникам) и откачки капиталов на американский островок стабильности, представляется довольно непротиворечивой моделью, объясняющей редкостное упорство в продвижении демократии по всему миру, чего бы это ни стоило демократизируемым. Тут Америка разом является и обезьяной, получающей профиты, и тигром, поскольку сама режет, сама давит, сама помощь подает.

Тем не менее модель выдыхается, поскольку оптимален здесь скорее балканский сценарий 90-х, когда кашу заваривают другие державы, США же победно являются в конце. При неустанном повторении у других держав все меньше охоты влезать в кровавый хаос и даже ему сколько-нибудь деятельно способствовать, ибо дивиденды известно кому достанутся, а прочим — одни издержки. В итоге Америке все меньше удается работать мудрой обезьяной и все больше — тигром. Это уже не так интересно, тем более что роль обезьяны могут ведь занять и другие державы. Тот же Китай, например.