Эксперт № 44 (2013)

Имя философа и доктора искусствоведения Олега Генисаретского — знаковое для современной русской философии, а предмет его ученых занятий показывает, как далеко она ушла от диалектического материализма. Это научно-философское изучение исихазма, важнейшей православной аскетической духовной традиции, в том числе в ее отношении к иным традициям и практикам. Наш «разговор с философом» — своего рода введение в ту тематику и проблематику, о которой в дальнейшем у нас пойдет речь с ведущими специалистами в различных разделах богословия.

МихаилРогожников: В девяностые, создавая журнал, мы были экономистами-рыночниками, у нас была огромная вера в успех, вера в свободу. Вера в то, что мы правы.

ОлегГенисаретский: Вы и были правы.

М.Р.:

Но вот прошло двадцать лет, и теперь главный редактор экономического журнала «Эксперт» говорит: слушайте, что-то идет не совсем так, как мы думали, надо докопаться до каких-то корней и понять, что вообще происходит.

О.Г.: Впрочем, ваша первичная идентификация с рыночной экономикой не вполне точна: не менее привлекательной для вас была предприимчивость, инициативность. А предприниматели — это не только те, кто в уличных ларьках хотдогами торгует. Что предпринимает человек не в данный момент, а вдолгую, за всю свою жизнь? Он предпринимает собственную судьбу. В этом смысле вы как были, так и остались: предприняли одно, столкнулись с кризисной ситуацией, теперь предпринимаете другое.

МаринаБорисова: Чем дольше мы живем в тех условиях, в которых оказались после девяносто первого года, тем больше привыкаем думать, что свобода личности — абсолютная ценность. Во всяком случае, это рефрен, штамп, который не вызывает особой рефлексии. А хотелось бы все-таки разобраться, что такое свобода.

О.Г.: Да, действительно, «свобода лучше, чем несвобода». Но надо, мол, погодить... Что, по-вашему, значит «разобраться со свободой»? Размышлять о свободе? Размышлять рассудочно? Считать «степени свободы» и умножать их? Делать эмоциональный выбор в пользу свободы? Или это размышление в смысле созерцания, медитации, если по-латыни? Какими высшими психическими или интеллектуальными функциями будем пользоваться в своих разборках?

М.Б.:

Экономически порой больше преуспевают представители азиатской цивилизации, где совершенно другой подход к свободе личности.

О.Г.: Да, типов личности много. Другой вопрос, возможна ли какая-то синергия, сообщительность между ними.

М.Б.: И еще вопрос: насколько они определены типами религиозности?

О.Г.: А что вам даст, если вы ответите на него определенно? Вот Вебер написал «Протестантскую этику и дух капитализма», а в Китае конфуцианская этика. Ну выяснили, и что? Берем Конфуция и разучиваем?

М.Б.:

Но сейчас ведь многие занимаются всевозможными тренингами, широко использующими восточные практики.

О.Г.: Да, к примеру, китайские военные стратегемы штудируют… и много чего еще.

М.Р.: Значит, возможно, мы в недавние годы перевернули страницу истории — личной и страны — без достаточного оснащения, чего-то не взяли с собой, то ли некую собственную традицию, то ли западные практики.

О.Г.: Ладно, не стану придираться к анонимному «мы»… Не взяли — хотя, опять-таки, когда? — даже научные достижения, которые по этому поводу были накоплены. И живые еще традиции, в том числе внутрицерковные. В России

в конце девятнадцатого — начале двадцатого века великие гуманитарии и физиологи многое ввели в публичный оборот, включая предчувствие надвигающейся катастрофы.

А потом «философские пароходы» и, по выражению Ахматовой, всесилие застенка… А как, спрашивается, можно что-то «взять», не ощущая его присутствия, не признавая наличия? Хотя не об этом ли с десятых годов двадцатого века говорили и писали чуткие к русской духовно-творческой традиции поэты и философы?

М.Р.:

Труды того периода у нас долго не издавались.

Во время перестройки все издали, но кто это читал?

О.Г.: Это беда, да. Многим казалось: начнут публиковать религиозно-философские сочинения Бердяева, Соловьева, Флоренского и Царство Божие приблизится. Сначала постановлением Политбюро разрешили издавать серию «Памятники философской мысли» — по томику, потом по несколько томиков. Сейчас почти все издано. И когда стало все открыто и доступно, люди перестали читать. Вообще и конкретно это в частности.

М.Р.: При этом мы все оглядываемся, что-то ищем. Вот

и Путин говорил на Валдае: где же национальная идея? Давайте ее найдем!

О.Г.: Да нет, поиск национальной идеи — это еще времен Ельцина затея.

М.Р.: Потому что появилась растерянность, ощущение торможения. У нас ведь поначалу была четкая матрица: мы пересаживаемся в другой автомобиль, получше, он называется «западная модель общества». Немножко проехали