Эксперт № 44 (2013)

М.Б.: А если все же вернуться к практикам...

О.Г.: Я говорю: чтобы знать, что делать. Делание есть практика. А как мы к ней вернемся, если сначала не займемся пониманием и изучением?

М.Б.: Но исихазм учит созерцанию, а не продумыванию.

О.Г.: Простите, созерцание — это и есть высшая форма продумывания. Еще раз: продумывание — это не рассудок с его расчетливостью. Это диамат заморочил нам голову.

М.Б.: Хорошо, вы говорите: этому надо учиться?

О.Г.: Да.

М.Б.: И учиться надо у кого-то?

О.Г.: У кого-то и на каком-то этапе.

М.Б.: То есть на каждом определенном этапе нужно искать того, у кого можно научиться?

О.Г.: С учетом, что это ваше дело и что вы этот участок не самозахватом захватили.

М.Б.: Так сейчас кажется: да, это мое дело. А проходит время, и думаешь: какой же ерундой я столько времени занималась! Так тоже бывает.

О.Г.: Так не должно быть, из всего можно извлекать уроки, из каждого положения. Что за бесхозяйственность такая, бесхозность! Даже если проигрыш, даже если время потеряно, упущено, все равно надо упражняться в обратном отсчете. Это не значит, что надо исследование заказывать, но заметочку сделать надо.

М.Р.: А наши деловые люди и политики, они, на ваш взгляд, находятся под чьим влиянием, каких учителей, школ?

О.Г.: А вы возьмите просто на пробу какой-нибудь справочник всех андерграундных движений, ткните наугад пальцем, и на девяносто девять процентов окажется, что в Москве в том или ином виде это есть.

Кто оказался готовым к перестройке, в первую очередь психологически? Те, кто до того работал с измененными состояниями сознания. А с ними работали психотерапевты и те, кто занимался тем, что называется оккультизмом. Оккультизм — явление бивалентное. Во всяком случае, они тоже работали с этими состояниями, причем не только сознания, но и действия. Ну и методологи. Вот эти типы сообществ оказались готовы.

М.Б.: А православные тоже оказались готовы?

О.Г.: Тут не было вопроса готовности, наоборот: обстоятельства благоприятствовали выходу, возвращению духовной жизни в публичную сферу. Потому что крыша поднялась на десять этажей выше.

Тогда вершину пирамиды занимала интеллигенция из разных творческих цехов: союзы писателей, композиторов, архитекторов, Академия наук — это цвет, вершина пирамиды разумности, интеллектуальности, креативности, как сейчас говорят. Творческая интеллигенция. Она была на этой вершине и очень не хотела расставаться с ролью совести народа, вершителя судеб и так далее. А тут вдруг была признана реальность духовной жизни как таковой, не в интеллигентски модифицированном виде, раскрылись врата на следующие этажи, у церкви появился шанс — благоприятные обстоятельства после периода мученичества, гонений, ущемлений. «Зачем нужна дорога, если она не ведет к храму?» И поехало.

М.Р.: И все-таки, почему именно люди с измененным сознанием?

О.Г.: Потому что они умеют это делать, они этим занимаются, умеют работать с людьми в этом горизонте: нужна свежесть взглядов, надо менять, надо искать, нужны инновации, новое видение. А откуда оно возьмется?

Нет, я не берусь определять, даже слова такого нет… Прохиндиада… Это такой тип хамелеона, быстро меняющего окрас, может быть, шулерства и… приблатненности.

Это отдельная история, она очень мало исследована: ГУЛАГ как оккультный котел. Где происходил обмен какими-то практиками, кто что умеет. Там было умение выживания, и те, кто выжил, когда вышли, возродили заново после 1929 года оккультный андерграунд. Концепция пассионарности — камерно-лагерная, четвертое термодинамическое состояние воды, «живая вода» Тринчера — тоже. Оттуда и Дмитрий Панин, самый яркий (инженер, публицист и философ, ставший прототипом одного из героев романа А. И. Солженицына «В круге первом». — « Эксперт» ).

М.Р.: То есть идея пассионарности могла родиться только в лагере?

Конкретно концепция Льва Гумилева родилась, когда он в одиночке сидел, осенило его в тот момент.

Давайте все-таки разберемся, что же такое оккультизм, о котором вы говорите. Как вы его определите?

О.Г.: Я специально определением не занимался, поскольку нужды такой не было. Но то, что оно одного корня с культом, это понятно и то, что занимаются они одного рода феноменами, — тоже.

По сути, это изучение обычаев, обрядов, культовых практик, ритуалов, отчасти мифов. Это одно из фундаментальных открытий второй половины девятнадцатого века — открытие реальности мифов и ритуалов. Потом уже Бахтин мог сказать, что быт без обряда — это интеллигентская фикция. Бытие без ритуала — это фикция. Литургия — это совокупность литургических ритуалов.