Шофер согласно кивает, но по лицу его видно, что он уже давно потерял веру в нас. Бесконечные вопросы все об одном и том же, все время появляются какие-то новые люди, для которых снова и снова надо повторять свой рассказ, скоро четыре часа ночи, темень, вокруг ни души, разве кого найдешь? Но он согласно кивает головой. Ничего не поделаешь, раз надо…
Отойдя в сторонку, Кондаков обсуждает с инспекторами угрозыска и участковым версию.
— Возможно, что один из преступников плавал с рыбаками.
— Одежду, одежду осмотреть по каждому сантиметру. Грязь, масло, краска — фиксировать все!
— Очки сразу сузят круг поисков…
— В случае чего прямо по рации связывайтесь с нашей группой…
Пожимаем друг другу руки и расходимся по машинам.
— Что меня поражает в этом деле, так это наглость! — зло говорит Кондаков и закуривает. Огонек спички освещает его осунувшееся лицо. — Свинская, беспардонная какая-то наглость! Орудуют так, будто нас в городе не существует! Но ведь найдем же, все равно найдем! Не сегодня, так завтра, через неделю, через месяц, а найдем! Да что там месяц — раньше попадутся! Они ведь теперь не остановятся. Легких денег хлебнул — пиши пропало…
— Не заводись, — говорю я. — Поедем домой.
— Ну уж нет, — вдруг как-то сразу успокаивается Кондаков. — Я есть хочу. Что-нибудь горячее и мясное. Я ведь еще не ужинал.
— Сейчас уже завтракать пора, — я смотрю на часы. — Половина четвертого.
— Тогда надо спешить, — деловито говорит Кондаков и наклоняется к дяде Мише. Тот охотно кивает. — А повезу я вас, соколики, ужинать. Или завтракать. Это как вам будет угодно.
— На вокзал, что ли? — Следователь недовольно морщится.
— Ни в коем разе, — веселится вовсю Кондаков. — Культурно, чисто, в свете люминесцентных ламп, с обязательной подачей горячих блюд!
— А мне горячего молока с пенкой, — капризно говорю я.
— Будет тебе с пенкой, — охотно соглашается Кондаков. — Дежурному сообщим с места. Все равно по дороге. Дядя Миша, гони!
— Слушаюсь, товарищ самый главный начальник, — с готовностью ответствует дядя Миша, и мы трогаемся.
21
К дому, над которым горят неоном названия двух наших областных газет, подъезжаем с переулка. Типографское здание насквозь пронизано светом, и на улицу доносится ровный гул машин. У темного подъезда густо стоят фургоны из почтовых отделений, ждут утренних газет.
Мы паркуемся рядом с фургонами.
Дядя Миша трещит ручным тормозом и оборачивается к нам:
— Давайте идите. А я здесь побуду, на связи. Мало ли что…
— Я останусь, ребята, — слышится сонный голос следователя. — Спать хочу — мочи нет. Ну вас с этим ужином или завтраком! Я лучше здесь прикорну…
Кондаков с сомнением смотрит на него:
— Проспишь вызов.
— Не просплю, я чуткий. В армии по связи служил, у меня на вызов реакция.
— В случае чего скажи, чтобы снизу позвонили в буфет на пятом этаже.
— Ладно, — тихо отзывается следователь и блаженно замолкает.
Вылезаем все четверо: Кондаков, проводник собаки, дядя Миша и я. В проходной Кондакова знают.
— Эти трое — со мной, — лихо бросает он.
Дядя Миша незаметно подмигивает мне.
Чертовски приятно подниматься под утро сквозь этажи делового, незасыпающего дома!
Сквозь широкие стеклянные двери видны полупустые типографские залы с дрожащими от напряжения машинами. Они бешено жуют бесконечную бумажную полосу, откусывая от нее ровные газетные листы. Медленно прохаживаются вдоль машин спокойные люди в синих халатах, и вихрем пролетают другие — в спущенных галстуках и распахнутых рубашках.
В воздухе разлит густой, сильно припахивающий керосином, но все же приятный запах свежей газетной полосы.
К пятому этажу шум несколько умолкает, и по пустому коридору мы проходим в ночной буфет. Квадратные часы над входом показывают три часа сорок шесть минут. Прямо как в песне, «у нас еще в запасе 14 минут…». Точно, целых четырнадцать. Успели.
Молодец Кондаков! Эту ночную точку нарпита он открыл еще тогда, когда работал поблизости, в райотделе, и гордился ею безмерно. Еще бы — чистота, белые столики, уют, горячая еда — что еще надо под утро измотавшемуся человеку?
Раньше по пути с места происшествия мы иногда заезжали перекусить на вокзал, но после того, как однажды, отстояв фантастическую очередь и будучи уже у самой продавщицы, увидели, что через толпу продирается наш водитель, делая нам отчаянные знаки, мы решили больше не рисковать.
В управлении буфет закрывается в восемь, и потом оборачивайся как знаешь. А ведь если подсчитать, сколько народу сидит там по ночам и работает! Опергруппы, дежурная часть, связисты, картотетчицы угрозыска и ОБХСС, еще кое-кто — почему бы о них не позаботиться? Однако риторический этот вопрос уже который год повисает в воздухе… А ведь у нас производство по всем статьям вредное! И не только в смысле моральном…
Впрочем, чего ворчать, если в руках у тебя в данный момент холодеет запотевший стакан молока (хотя и без пенки), сидящий напротив Кондаков с урчанием вгрызается в отбивную, а устроившиеся за соседним столиком проводник и дядя Миша солидно употребляют лимонад. На седой щеточке усов дяди Миши неслышно лопаются светлые пузырьки. Хорошо…