—
Вдохновение ко мне приходит после долгой работы со звуком: это могут быть импровизации, свободные фантазии. Я работаю с темами, которые когда-то мимолетно возникли, а потом исчезли. Это такие мотыльки, которые прилетают сами по себе. Они вроде бы и ни к чему, записал и забыл, но потом к ним возвращаешься. И вдруг из всего этого возникает какой-то образ, ты чувствуешь, как он ведет тебя за собой. И тут начинается увлекательное путешествие. Музыкальная тема может развиваться очень неожиданно, сюрпризы могут возникать на каждом шагу. Она идет вперед, а ты только успевай следовать за ней. В Шестой симфонии есть тема, которую я называю темой мегалитической цивилизации. Она родилась в тот момент, когда я, пролетая над пустыней Наска, увидел геоглифы (гигантские древние геометрические рисунки на поверхности земли. —
«Эксперт»
). Они произвели на меня глубочайшее впечатление. Мне захотелось выразить дух и масштаб цивилизации, которая за ними стоит, в одной из тем, и это жесткая, тяжелая, мрачная тема, потому что цивилизация была далеко не просветленной. Иногда получается так, а иногда по-другому. Когда Владимир Федосеев заказал симфоническую фантазию, которую он мог бы исполнить на своем концерте, я, сидя в своем домике в горах в Турции, в абсолютно диком месте, где только лес, издалека виднеется море и вокруг никого нет, начал для него фантазировать. Думал, сейчас сочиню что-нибудь лирическое, красивое, а потом что-нибудь бурное — в общем, для Владимира Федосеева, как я его себе представляю. И вдруг начала выползать совершенно другая музыка. Она была неожиданной даже для меня. Я удивился, испугался и прервал работу на какое-то время. А потом этот образ повел меня за собой, и мне такие открылись картины, что в результате получилось произведение «Музыка Ликии». Потому что в той области Турции, где я сидел и сочинял музыку, когда-то существовало государство Ликия. И оно было одним из самых независимых в истории человечества. Ликия входила в состав античных империй, созданных персами, Александром Великим, римлянами, каждый раз сохраняя в неприкосновенности свою автономию. И если кто-то пытался ликийцев ее лишить, они убивали себя, своих детей, жен, лишь бы не сдаться. И музыка получалась жесткая, страшноватая, какая-то не моя — я в душе совершенно другой человек, да и Владимир Иванович тоже. Но в результате, вместо того чтобы написать радостное лирическое романтическое произведение, вдруг получил музыку о нашествии злых сил. А сначала, когда мне сказали, что это место — древняя Ликия, представлял себе замечательную античную страну, даже не поинтересовался историей. Думал, здесь будет вдохновение приходить, буду что-то красивое писать. Сначала написал музыку, потом почитал историю и понял, что точнее не выразишь, что это та самая страна.
—В семидесятые композиторы очень любили использовать клавесин, но вы иногда делали это весьма необычно: в музыке, которая звучит в фильме «Большое космическое путешествие», на нем исполняется чуть ли не рок-н-ролл. Как это у вас получилось?
—
На самом деле клавесин очень жесткий инструмент. У него нет нюансировки. На нем нельзя играть тише или громче. На нем можно играть только одним звуком — либо очень мощным тембром, либо тембром более прозрачным. Он очень хорошо сочетается с электроникой и вписывается в жанр рок-музыки. Это очень яркая краска. Но я редко его использовал в стилизациях какой-то старинной музыки. Я это не очень люблю: как начинается старинная музыка, так сразу клавесинчик играет. Несколько раз я так делал, но гораздо больше мне нравится использовать клавесин как жесткий, активный инструмент.
—Если слушать вашу музыку, написанную в семидесятые, то в воображении возникает идеальный образ фантастической красоты, существование которой даже невозможно представить себе в реальной жизни. Откуда это у вас? И почему теперь этого нет?