Эксперт по убийствам

— О да, но эти мучения не были обычными побоями. Нет, он оказался слишком хитер и делал то, о чем я, не стесняясь, не могла говорить в открытую. Он был жесток в постели — по-настоящему жесток. Он гордился тем, что выдумывал все новые и все более изощренные способы оскорбления. Однажды Элиот нашел несколько сочиненных мной рассказов, и с тех пор, в очередной раз поиздевавшись надо мной в постели, он заставлял меня писать о том, что со мной только что проделал, и зачитывать это ему вслух. И я должна была снова и снова переживать свой позор.

Джозефина слушала потрясенная.

— Неудивительно, что вас потянуло к Артуру. Чудо, что после всех этих мук вы вообще смогли быть с другим мужчиной.

— Да, но Элиот точно знал, как разделаться со мной за то, что я сделала, и общество облегчило ему задачу. Женщины вроде меня — забеременевшие не от своего мужа — считались париями, падшими существами. Но страшнее всего то, что, побыв какое-то время в подобном положении, ты и сама начинаешь в это верить. Я испытывала ужасную депрессию, которая стала хорошим поводом для Винтнера, чтобы упрятать меня в психушку. Люди, управлявшие тем заведением, прикладывали все старания, чтобы мы не узнали, что в окружающем мире кое-что меняется к лучшему. Но еще хуже было то, что они подавляли любые проявления женской солидарности: если бы мы могли друг друга поддерживать, нам было бы намного легче, но нас постоянно разделяли и настраивали друг против друга. — Марта открыла сумку и достала из портсигара сигарету; Джозефина молчала в ожидании, когда собеседница придет в себя. — Мне еще, похоже, повезло, — наконец продолжила Марта. — Некоторые провели там десятки лет и не имели надежды выбраться оттуда. Они отличались от других — были просто помешаны на разговорах о грехе и религии; и не имело значения, являлись ли они проститутками, жертвами изнасилования или кровосмешения или просто слабоумными, — их всех научили презирать самих себя.

— И вы там оставались, пока за вами не пришел Рейф? Вы, наверное, уже много лет отчаянно хотели оттуда вырваться?

— И да, и нет. Артур погиб, обоих детей у меня забрали — что ждало меня на воле? Депрессия, знаете ли, жестокая болезнь. Она все умерщвляет — жизнь лишается всех удовольствий, всех красок и всех ощущений. Исчезает все. Даже если бы я оказалась в местах, которые прежде любила, и увидела то, что когда-то доставляло мне радость, не думаю, что для меня хотя бы что-нибудь переменилось. Возможно, мне стало бы еще хуже, и потому я чувствовала даже удовлетворение оттого, что оказалась там, где я была никем. — Она быстро докурила сигарету и бросила окурок на рельсы. — Элиот лишил меня всего — детей, моей книги и моих способностей к творчеству.

— И вашего таланта радоваться жизни.

Марта кивнула:

— Точно. Это чувство трудно объяснить словами. Помню, сразу после того как Элиот ушел на войну, мы с Артуром оказались в Кембридже. Он повел меня в музей, что стоял у дороги рядом с Ботаническим садом, где Артур работал, — там находились его любимые картины. Одну из стен украшали полотна импрессионистов, и мы, потеряв счет времени, стояли перед совершенно необыкновенным пейзажем Ренуара — таким проникновенным, что от него невозможно было отвести взгляд. А рядом с ним висели две картины поменьше: портрет танцующей женщины и портрет женщины, играющей на гитаре. Меня удивило, до чего они выглядели жалкими по сравнению с пейзажем — трудно было поверить, что портреты написаны тем же самым художником. Но Артур сказал мне, что эти портреты нравятся ему даже больше, потому что Ренуар написал их уже в пожилом возрасте, когда руки его были искалечены артритом. Артур считал, что в решимости создавать красоту, невзирая на боль, есть особое благородство. Я всегда помнила его слова и, наверное, чувствовала то же самое. И мне хотелось создавать красоту своим пером, но после того, как погиб Артур и я все потеряла, я просто не в силах была этого сделать. В книгах и произведениях искусства должна присутствовать красота, даже если они начинаются с вопля, но мне как будто кто-то мешал ее отображать. Вы меня понимаете?

— Понимаю. Даже лучше, чем вы думаете.

Марта удивленно посмотрела на нее, но Джозефина решила не вдаваться в подробный разговор на эту тему — даже на расстоянии она чувствовала, что Арчи уже теряет терпение.

— Но вдруг объявился Рейф, и у меня появился проблеск надежды, — продолжала Марта. — Как там Лидия говорит в вашей пьесе? «Когда убивают радость, она умирает навсегда, но и после этого человек способен стать счастливым».