ЭКСПО-58

Сильвия недоумевала, почему ее муж с такой свирепостью размахивает перед ее носом коробочкой с натоптышами от «Кэллоуэя».

— С чего ты взял? Это не для Нормана, а для меня.

На какое-то мгновение Томас просто потерял дар речи.

— Для тебя? — наконец произнес он. — С каких это пор у тебя появились натоптыши?

— Пару месяцев назад и появились. Ты что, не помнишь? Я же тебе говорила: у нас в роду многие этим страдают. А фирму мне посоветовал Норман, потому что знает, какие лучше. Слушай, я же при тебе рассказывала — Спаркс как раз был у нас в гостях.

Томас опустился на стул и тупо уставился перед собой.

— Да, я помню. Вспомнил.

— Ну, вот. У меня это началось где-то в мае-июне.

В дверь постучали.

— Отодвиньте щеколду! — крикнула Сильвия, и через несколько секунд — неотвратимо — в дверях появилось улыбающееся лицо Спаркса.

— Доброе утро! — радостно провозгласил он. — Добро пожаловать домой! Сильвия тут сказала, что вас откомандировали обратно. Да уж, прощай, Брюссель, здравствуй, Тутинг! Прощайте, les belles dames de Belgique![55] Да, понимаю, такое трудно пережить. Так вы заходили ко мне, что-то хотели сказать?

Томас медленно поднял глаза на соседа. Он больше не испытывал ни гнева, ни ненависти, ничего. На Томаса навалилась вдруг апатия, полное отупение. Хотя заехать в нос этому Спарксу все же не помешало бы — он это заслужил. Но сейчас это было бы простой констатацией факта.

— Знаете, — сказал Томас размеренным голосом, с трудом выдавливая из себя слова. — Если честно, я и сам забыл, зачем приходил. Просто из головы выскочило, представляете? Я что-то очень устал.

— А! — заговорщически хмыкнул Спаркс (в своей обычной издевательской манере). — Еще бы вы не устали! Сегодня утро, а вчера был вечер, да еще какой, а? И вдруг вас выкинуло обратно в неотвратимую реальность. Брак такое дело — перемелет все, как мельничные жернова. И снова рутина, работа с девяти до пяти, и все такое. Праздник закончился, и я не удивляюсь, что вы такой хмурый.

Быстро пролетело английское лето. Воскресным днем Томас сидел со своей матерью на скамейке в парке Бокс Хилл,[56] откуда в хорошую погоду открывался вид на мемориал Саломона Хаима. Но сегодня было сыро и зябко, и серый туман укрыл собою и поля, и памятник.

Тем не менее мать с сыном все равно смотрели куда-то вдаль. Только что Томас все честно рассказал про себя, прося ее совета, и теперь сидел, не смея посмотреть ей в глаза.

Наконец, Марта заговорила. Ее голос, и без того лишенный каких-либо модуляций, звучал холоднее прежнего, что выдавало в ней сильные эмоции.

— Ты уж прости, — сказала она, — но лично мне совершенно очевидно, как следует поступить. У тебя ребенок, а это предполагает определенные обязательства. Все, что произошло с тобой в Бельгии, это чушь несусветная. Что до Сильвии, то она не способна на измену. Она преданная и верная жена. Не спрашивай, почему я так уверена, но уж поверь мне! Даже после того, как ты оставил ее тут одну на полгода, когда она очень нуждалась в твоей поддержке, она все равно не стала бы тебе изменять. Как ты мог даже представить себе такое? Вот тебе ошибка номер один. Ну, а если говорить об ошибке номер два, этой девушке из Брюсселя — какого ты ждешь от меня совета? Чтобы я сказала — бросай все и живи с ней? Ты что, совсем дурачок? А ты уверен, что ей это нужно? Ну, я, конечно, понимаю, что атмосфера была соответствующей. Тысячи незнакомых людей съехались в одном месте, и многих потянуло на приключения. Эта девушка наверняка уже жалеет о случившемся, корит себя. И постарается забыть обо всем как можно скорее, что будет весьма разумно с ее стороны. Так что послушай мать: выкинь ее из головы. Она тебе не нужна. Тебе нужны твоя жена и ребенок. Сегодня ты чувствуешь себя несчастным. Но ты сам виноват. Это пройдет. Это не любовь.

Мимо прошла пара с двумя маленькими детьми — те носились между родителями, кидая друг другу красный мячик, и воздух оглашался их радостными воплями.

Томас грустно опустил голову.

Слова матери просто добили его. Против воли Томаса они вкладывались ему в уши, сверлили мозг, пробирались в сердце. Когда он поднял голову, счастливое семейство было уже далеко, хотя веселые крики все еще были слышны. И тут он смутно вспомнил, что был тут в детстве со своими родителями, лет двадцать пять тому назад. Кажется, они устроили тут пикник. Странно, но это событие казалось ему сейчас гораздо более близким по времени, чем недельной давности выезд на природу в Вийгмаале.

Словно почувствовав мысли сына, Марта Фолей опять посмотрела на фото, которое держала у себя на коленях — то самое, обещанное ей.

— Красивая картинка, — сказала она. — Мне приятно, что ты выполнил мою просьбу. Правда, я помню совсем другое поле. Ты уверен, что не ошибся местом?..