Экспонат руками не трогать

Гостей попросили удалиться в соседнюю комнату. К счастью, все вели себя сдержанно, не было ни рыданий, ни истерик, все сидели, тихо переговариваясь, в напряженном ожидании – расходиться до прихода полиции было не велено, а отправленный за ней дворник еще не воротился. Только несчастному Потапову, который с опрокинутым лицом исступленно раскачивался на стуле, пришлось дать валерьяновых капель, и он немного успокоился. Капочка вопреки ожиданиям держалась мужественно. Лишь в первые минуты она в страхе прижалась к Федору, и белокурая головка склонилась к его плечу, которое, разумеется, оказалось рядом не случайно.

– Ах, Федя, как же это чудовищно… – едва слышно прошептала Капитолина.

Разве такое можно не услышать! Она впервые назвала его Федя… так просто, понятно, нежно. И руки его мгновенно кольцом сомкнулись на Капочкиной талии.

– Ведь она сама говорила… Боже мой… для нее войти в транс и навеки там остаться – есть самый кошмар… самая страшная мука, то, чего она так боялась… Ты помнишь?

Но Федор не помнил, или скорее сейчас, в эту минуту, ничего не мог помнить, не хотел, не чувствовал, кроме того, что руки его сжимают тоненькую талию Капитолины, а нежный пряный аромат, исходящий от нее, манит и опьяняет.

В гостиную заглянул доктор, позвал Шерышева и Федора. Оба тотчас поднялись и последовали за ним:

– …У меня возникли некоторые догадки. Федор Петрович, вероятно, вы сможете мне кое-что прояснить, – сказал Домнов и, подведя их к кофейному столику, указал на серебряную коробочку, оставленную Авророй. – Скажите, чья это вещь?

– Эту вещь я видел в руках у гадалки, по-видимому, она принадлежала ей, – ответил Федор.

– Хм. А известно ли вам ее предназначение?

– В этой коробочке находится лекарство. По словам Сержа Потапова, у госпожи Рошаль слабое здоровье, и незадолго до сеанса за чаем она достала оттуда таблетку и выпила.

– Хм. Одну таблетку?

– Две, может, три – точно я не скажу.

Доктор понимающе кивнул:

– В сущности могло бы вполне хватить и двух…

10. Визит в полицию Подмосковье, сентябрь 20… г.

Несмотря на то что посетителей в местном отделении полиции было раз-два и обчелся, ждать пришлось долго, группа поддержки испарилась, и Катя осталась одна.

«Прекрасно! Можно подумать, я всю жизнь об этом мечтала – скоротать часишко-другой в местном околотке», – кивнув на прощание Севке, с тоской подумала она.

Первый полицейский, сидевший сразу при входе за устрашающего вида решеткой с надписью «Дежурная часть», выдал ей лист бумаги с тем, чтобы она написала все, о чем хочет заявить. Даже эта простейшая процедура заняла минут пятнадцать. Когда текст заявления был готов (это еще минут десять), дежурного надолго поглотили телефонные переговоры, а освободившись, он почему-то послал Катю в кабинет номер 6, располагавшийся дальше по коридору. Однако в нем никого не оказалось, и ей пришлось проскучать на стуле еще полчаса. Мимо нее деловито сновали люди, перенося из кабинета в кабинет какие-то бумаги, появился человек с разбитым носом в сопровождении женщины в форме, потом парень с овчаркой на поводке. Словом, жизнь вокруг кипела, а Катерина все сидела на стуле у запертой двери. Было около одиннадцати, когда она, в последний раз посмотрев на часы, собралась уже уходить, решив, что выполнение гражданского долга и так отняло у нее слишком много времени. Но тут наконец объявился хозяин кабинета – худощавый молодой человек с едва проклюнувшейся лысиной и поэтической фамилией Гумилев. Он сразу объяснил Кате, что лишь временно замещает их штатного участкового Суслова, находящегося на учебе, но все равно выслушает ее. Судя по выражению лица, это обстоятельство его не слишком радовало.

– Теперь, пожалуйста, на словах расскажите. А то тут не все ясно, – прочитав ее заявление, со вздохом произнес он.

Катерина начала рассказ, но почему-то занервничала (хотя чего удивляться, в полиции она оказалась первый раз в жизни). Напутала время, два раза назвала Кошелева Коршуновым, наплела много лишних подробностей, разозлилась на себя и еще больше занервничала. Получилось сбивчиво и нескладно. Когда она закончила, Гумилев кашлянул, оглядел свои записи и, взяв паузу, посмотрел на Катю спокойными голубыми и очень красноречивыми глазами, поэтому она легко могла угадать его мысли: Гумилев думал, что Катя дура. В сущности, она теперь и сама так думала.

– Из вашего рассказа, гражданочка, я никак не могу понять, вы это только слышали или кое-что все-таки видели?

– Что же тут непонятного! Я же вам сказала, что слышала всю сцену из-за забора, он высокий, глухой, я даже теоретически ничего не могла бы увидеть без лестницы.

– А с лестницы увидели?

– Не было никакой лестницы, – внутри у Кати закипало раздражение. – Во всяком случае, вчера. Сегодня сын взял лестницу, чтобы посмотреть, что там…

– Тогда почему же вы, гражданочка, так уверенно говорите, что соседа ударили ножом?