Экспозиция чувств

Когда смывший с себя кровь и стеклянную крошку Глеб вышел из ванной, он попал в руки новоявленной Матери Терезы. На кухонном столе было разложено все содержимое аптечки: вата, пластырь, какие-то тюбики и пузырьки. Глеб был посажен на табуретку: освидетельствован, осмотрен, ощупан. Саша извлекла пинцетом крошечные осколки стекла, застрявшие в ранках. Если бы не сопротивление Глеба, она бы сплошь залила бы его лицо йодом. И оклеила бы пластырем.

Но Глеб готов был терпеть. Он мог бы сидеть так много часов подряд. Только бы Саша стояла рядом! Только бы продолжала гладить его лицо осторожными пальчиками.

– Кошмар! Ты же мог остаться без глаза!

– Ерунда, – отмахнулся Глеб.

– Ничего себе ерунда! Больно?

Саша наклонилась и кончиком языка лизнула кровоточащую ранку. И констатировала:

– Чисто. Осколков больше нет.

Короткое влажное касание языка положило конец всем сомнениям и страхам Глеба. Он посмотрел Саше в глаза и задал немой вопрос. Ответный взгляд сказал ему: да! Не веря собственному счастью, Глеб осторожно обвил руками тонкую талию и притянул Сашу к себе на колени. И она опустилась так, словно давно уже ждала его приглашения.

На уровне Глебовых губ оказалась шея – та самая тонкая беззащитная шейка, которую ему однажды хотелось сдавить и сломать. А позже – много раз – прильнуть поцелуем. Мечта сбылась, а Гордину все еще трудно было поверить, что происходящее с ним – реальность. Он целовал Сашино горло, пачкая кровью кожу. Целовал скулы и нежную впадинку за ухом. Целовал ямочку на подбородке. И, конечно, пухлые губы, словно вымазанные ягодным соком. А Саша, тихо постанывая от наслаждения, медленно поворачивала голову, подставляя ему все новые места для поцелуев…

Сашины пальцы контрабандой пробрались под рубашку Глеба и нежно затеребили ту самую нецивилизованную растительность, которой он так стеснялся. Но это было… умопомрачительно прекрасно!

– Я слишком лохматый, да? Волосатое чудовище.

– Глупый… Ты такой мягкий и пушистый. И очень-очень сексуальный.

Свою благодарность Глеб выразил в очередной порции поцелуев.

– А зачем ты дразнила меня, бессовестная?

– Дразнила? – Сашка стрельнула в Глеба хитрым взглядом. – Это я специально.

– Понятно, что специально. Монстра тебе оказалось недостаточно? Теперь я буду лохматым диким зверем?

– Лохматым и диким! Мне удалось достать из тебя «рычащего льва», – в Сашином голосе зазвенела непонятная гордость.

– Это типа: «Ап, и тигры у ног моих сели»?

– Причем тут тигры? Знаешь, есть такой знаменитый портрет Черчилля. Ну, там, где он исподлобья смотрит в камеру. Видел?

– Ну, вроде, был какой-то такой… Не помню точно.

– Я тебе потом покажу. Этот портрет снял Юсуф Карш44. И называется он «рычащий лев». А фишка в том, что Карш, чтобы получить на лице яркую эмоцию, взял и вырвал у Черчилля изо рта сигару. Представляешь? У самого Черчилля! Естественно, что на портрете он выглядит как зверь.

– А-а-а… И я у тебя буду выглядеть как зверь?

– Ну, почти. На самом деле круто получилось! Такой настоящий мужик: глаза горят, как прожекторы, шерсть – дыбом… Я помню тебя таким с нашей первой встречи. Мне прям очень хотелось снять тебя таким… Смотришь, и кажется, что ты либо убьешь, либо… зацелуешь… до смерти.

– Второе, – прорычал Глеб и, наклонив Сашину голову, припал к ее раскрывшимся губам. Через долгое мгновение Саша отстранилась:

– Тебе показать, что получилось?

– Потом, – просительно взглянул на нее Глеб.

– Потом будет некогда!

Сашина улыбка была такой многообещающей, что Глеб немедленно согласился:

– Тогда давай, быстро показывай своего «рычащего льва» и…

И в этот момент Сашин телефон, оставленный в комнате, пафосно заиграл «Вставай, страна огромная».

– Это дед! Надо ответить, а то он черт знает что может подумать. Еще примчится сюда…

Саша вспорхнула с Глебовых колен и метнулась в комнату. Но уже через несколько секунд вернулась, прижимая к уху трубку, в которой гудел характерный баритон святого Корбуса, сводника и миротворца. Слов было не разобрать. Зато Сашины реплики позволяли догадываться, о чем шла речь.

– Бу-бу-бу-бу-бу-бу-бу? – беспокоился Корбус.

– Кровопролитие? Дедун, ты будешь очень смеяться, но кровь действительно пролилась.

– Бу-бу-бу-бу-бу!

– Знаю-знаю. Это снижает твою самооценку.

Закрыв глаза от наслаждения, Глеб слушал и упивался тем, как счастливо звучит виолончель Сашиного голоса. И от этого его собственное расширяющееся счастье становилось таким огромным, что его трудно было удерживать в груди.

Глебу внезапно вспомнилась Анна. И ее пророчество, что у него еще будет и любовь, и семья… Как она была права, что прогнала его. Прощание с Анной оказалось прелюдией новой любви. Теперь Глеб больше не испытывал горечи, а только огромную благодарность своей бывшей возлюбленной за все, что случилось и не случилось…

Глеб снова прислушался к разговору Саши с дедом.

– Бу-бу-бу-бу-бу? – продолжал выяснять ситуацию Элем Арсеньевич.

– Нет, Элем, я не шучу!

– Бу-бу-бу?

– Нет, кровь не моя. Но Глеб на самом деле пострадал. И лампа одна разбилась.

– Бу-бу-бу-бу-бу?