Экспресс на 19:45

– Спасибо, – прошептал он. – Спасибо, что выдержала, дождалась, пока я исправлюсь. Я больше никогда тебя не предам. Богом клянусь.

И она поверила ему. Потому что должна была. Потому что хотела. Она любила его слишком сильно – дикой, глубокой, безумной любовью. Любила, даже когда ненавидела, когда хотела прибить на месте, когда честила его на чем свет стоит за глупость и эгоизм. Любила грубо, первобытно. Он принадлежал ей. А она принадлежала ему. Их связывала пламенная слепая преданность.

Так она думала.

Пока не случилось то, что случилось. А оттого что она верила в него, верила в них, было только больнее.

– Я видела, как она скачет на тебе, Грэм. В детской. – Она не видела смысла ходить вокруг да около.

Выражение его лица выглядело почти комичным. Ошеломленность быстро сменилась излюбленной маской невинности, затем его черты исказило отчаяние.

– Няня? – продолжила она в повисшей тишине. – Серьезно, Грэм?

Она не хотела плакать, обещала себе, что не будет. Чтобы воплотить задуманное, ей требовалась стальная решимость. Но сдержаться она не смогла. По щеке покатилась одинокая слеза.

Он начал заикаться.

– Я… Это… это была ошибка, мгновенное помутнение, сам не знаю, как так получилось, – промямлил он. – Я был… в депрессии. Типа того. Ну, знаешь, потерял работу и все такое. А она начала приставать… Я просто… отреагировал.

Вот как? Он собирался обвинить во всем Женеву? Какая изломанная комедия. Которую она уж точно не хотела видеть.

– Дважды? – тихо поинтересовалась она. – Я наблюдала за вами дважды.

Он встал и направился к ней. Она отошла за барную стойку – так, чтобы она оказалась между ними. Как ни странно, какая-то ее часть жаждала оказаться в его объятиях, услышать от него слова утешения. Ей хотелось верить, что, несмотря на свою вопиющую неверность, он любит ее. Если бы она могла принять таблетку и забыть то, что видела, она бы это сделала.

Ты когда-нибудь мечтала о том, чтобы проблемы разрешились сами собой?

Но проблемы не исчезали по щелчку пальцев. Их приходилось исправлять – иногда скрепя сердце.

– Не подходи ко мне, Грэм, – прошипела она. – Просто убирайся. Мне нужно время, чтобы все обдумать.

– Селена.

Она сделала несколько шагов назад. Он подступал все ближе.

– Детка, – приторно-нежно проворковал он. На его лице застыли печаль и отчаяние. Она видела его таким не раз. Он всегда делал эти большие проникновенные глаза, полные искренней мольбы. Но она слишком часто его прощала.

– Пожалуйста, – продолжал он. – Выслушай меня.

Она старалась держаться спокойно, но голос звучал тихо и грустно:

– Не представляю, как ты сможешь выкрутиться на этот раз.

Он не обратил на ее слова никакого внимания – просто продолжал приближаться, пока она не оказалась загнанной в угол. Отступать было некуда.

Она терпеть не могла ощущение безвыходности. В груди снова заклокотала ярость. И страх.

Ей не нравилось выражение его лица. Оно было знакомо ей по их самым безудержным скандалам. Он ни разу не ударил ее, но иногда становился пугающе агрессивным. И она прекрасно знала – возможно, одна во всем свете, – на что он был способен в гневе.

Грэм потянулся к ней. Она взвизгнула.

– Отойди от меня, Грэм!

Взвизгнула слишком громко. Протянув руку за спину, она нащупала игрушечного робота Стивена – большого, тяжелого и твердого. Она всем сердцем надеялась, что не разбудила своим криком детей.

Глава седьмая Энн

Показалось ли ей? Воздух в офисе был будто наэлектризован негативом. Она почувствовала это сразу – еще до того, как Эви, секретарша, которая никогда не скрывала своего презрения к Энн, одарила ее широкой улыбкой.

– Кейт хочет тебя видеть, – сообщила Эви, слегка сморщив нос и сверкнув глазами в злобном ликовании.

Ее ослепительно-белозубая улыбка контрастировала с оливковой кожей. Глаза были черными – в тон волосам. Ее инстаграм-профиль представлял собой нелепый каталог селфи вперемешку с постановочными снимками себя любимой в разных местах. С каждой фотографии на залетного пользователя смотрела ярко накрашенная, вызывающе одетая, отфильтрованная до мультяшно нереалистичной красоты Эви. Для своих немногочисленных подписчиков она ежедневно прихорашивалась и выпячивала в камеру губы и декольте. Ради нескольких лайков и пары сердец-эмодзи. К чему стремились такие люди, как Эви? К тому же, к чему стремились все в наши дни, – к популярности. Она хотела стать звездой, богатой и обожаемой, не вложив в это ни капли труда. Хотела быть идеальной. Нет. Хотела казаться идеальной.

Но совершенство всегда оставалось недостижимым. Только не в реальности. И эта заранее проигранная битва опустошала ее.

Энн видела Эви насквозь, видела все слои ее личности. И ни один из них ей не нравился.

– Хорошо, – улыбнулась ей Энн. – Спасибо!