Экспресс «Надежда»

— Водохранилище на Туямуюнском створе затеяли строить. На пять миллиардов кубов. Опять же все вроде бы правильно, оскудела река, а поля поливать надо. Ну, а если в корень взглянуть? Ту я му юн — высшая точка оазиса! Построят водохранилище. Наполнят пятью миллиардами кубов воды. Фильтрация будет? Будет. И еще какая! А значит, по всему оазису грунтовые воды вверх попрут. Ты представляешь, Ваня, что такое грунтовка? Железо разъедает, бетон, гранит. А уж об органике и говорить нечего.

Он опять замолчал, глядя, как льются сквозь пальцы тонкие золотистые струйки.

Дьявольски странно было сознавать, что ты чуть не вдвое старше этого мужчины, который убежден, что имеет дело с двадцатилетним юнцом. Мужчины, который лишь понаслышке знает о Турткуле его детства, Турткуле, которого, если верить Игорю, давно не существует, который смыла Амударья, тогда, в конце тридцатых, только-только подбиравшаяся к западной окраине города. Он вспомнил преисполненную неукротимой мощи необозримую гладь реки, клокочущие водовороты, не стихающий ни днем, н. и ночью гул стремительного течения, отчаянно дымящие буксиры с караванами барж, трехметровых сомов, которых всей артелью вытаскивали бреднями из затонов заросшие косматыми бородами уральцы. Ощутил во рту неповторимый, не сравнимый ни с чем аромат и сладость хорезмских дынь, после которых, сколько ни полощи, долго слипались пальцы…

Неужели это все ушло безвозвратно, кануло в небытие?

— Игорь, — негромко начал он и кашлянул. — Ну вот ты знаешь все это, видишь, как вырождается на глазах целый регион… Неужели ты можешь так спокойно наблюдать это все?.. Почему не вмешаешься, не крикнешь: остановитесь! Что вы делаете, люди?!

— Пробовал, — угрюмо кивнул Игорь. — Написал все, что думаю. Отпечатал в нескольких экземплярах. В обком отправил, в Министерство водного хозяйства, в Академию наук.

— И что? Неужели не ответили?

— Ответили, — Игорь покачал головой. — Деликатно ответили, вежливо. А смысл такой: занимайтесь, дескать, дорогой товарищ, своим делом и не суйтесь в чужие.

— И ты успокоился?

— Успокоился? — Игорь повернулся лицом к солнцу, запрокинул голову и закрыл глаза. — Нет, Ванечка. Я не успокоился. Я размышлял, Ванечка. Долго-долго. Приблизительно так: а вдруг они правы? Ведь не может же быть, что все вокруг сплошь слепцы, а я — зрячий? Я иду в ногу, а целый полк — нет? Люди, которым эти проблемы поручены, — не лыком шиты. Профессора, академики. Заслуженные, народные, признанные. А я кто? Инженер-механик. И в экологии, извините, — пшик, дилетант-любитель. Так что пусть все своим чередом идет. А зремя покажет, кто из нас прав.

Вот ты — летчик. Как бы ты отреагировал, приди к тебе ка аэродром ну, скажем, конюх или свинопас и начни тебя поучать: не так к самолету подходишь, неправильно садишься, не туда летишь? Что бы ты ему ответил?

— Не знаю, что бы я ему ответил, — медленно, изо всех сил сдерживая гнев, произнес Иван. — А тебе скажу: демагогия это все и софистика. Побоялся лезть в драку, вот и успокаиваешь себя побасенками. И уж если тебя на аллегории потянуло, я тебе другую ситуацию предложу. Выходит в круиз теплоход. Всеобщее ликование, ажиотаж, восторги. А ты вдруг обнаруживаешь пробоину ниже ватерлинии. Бежишь к капитану, а он тебе: занимайтесь свои делом, пассажир. Ликуйте, восторгайтесь. А в наши дела не лезьте. Ты что — тоже рукой махнешь? Дескать, время покажет, кто прав, а кто нет? Или вот еще: воздушный бой, «мессер» заходит в хвост нашему штурмовику. Ты это видишь и орешь: «Мишка, „мессер“ сзади! „Мессер“! А он по запарке: „Отстань. Не мешай!“ И ты отстанешь? Успокоишься? Я, дескать, предупредил, а дальше меня не касается? Время рассудит?!

Иван вдруг обнаружил, что кричит, срывая голосовые связки, ощутил режущую боль в горле. Бледное расплывчатое лицо Игоря проступало сквозь красноватый туман.

— Не пойму, что на меня нашло… — Иван хрипло прокашлялся. — Прости.

Смятение и тревога на лице Игоря уступили место безмерному удивлению.

— Вон ты какой… Тихий, тихий, а…

— Сказал же — прости. — Иван все никак не мог совладать с голосом. И вдруг отчетливо представил себе Мишку в полосатых матерчатых плавках, просто Мишку — не капитана ВВС, не командира эскадрильи, — сидящего на песке там, где сидел сейчас его сын.

„Как бы он поступил на месте Игоря? — спросил себя Иван. — Неужели так же? Нет. Мадьяр не из таких“.

„С ними на равных биться надо, — мысленно повторил он слова Игоря. — Мечтал ученым-зкологом стать. Может, и стал бы, вернись батя с войны…“

Решение пришло мгновенно, как озарение. Твердое, бесповоротно окончательное.

— Игорь, — голос был какой-то чужой, скрипучий, каркающий, — дай-ка ключ от мотоцикла.

— Ключ? — недоуменно переспросил Игорь. — Что это ты надумал?

— За папиросами съезжу.

— Так есть же у тебя!

— Мало. — Иван с трудом глотнул. — Не хватит до вечера.

— Там ключ. — Игорь пожал плечами. — В мотоцикле.

— Я быстро. — Иван уже шагал к обрыву, на ходу застегивая комбинезон.

— Водить-то умеешь? — крикнул вдогонку Игорь.

— Умею, не беспокойся, — заверил Иван.