Экспресс в Зурбаган

— Ага! — торжествующе воскликнула Медуза. — Значит, так… значит, личность преступника установлена! Вот этого, — она указала на Андрея, — взять и запереть в машине, а ты, — Медуза ткнула пальцем в грудь Рите, — подожди меня снаружи. Мне еще надо тебя допросить, а затем на экспертизу… так что подожди, пока я осмотрю место происшествия. Где понятые? Почему я не вижу понятых?…

Тотчас же в вагончике возникли и понятые — Вася Нечитайло и Мыка.

В понятых и, по совместительству, в свидетелях они оказались не по своей воле. Оба они не любили иметь дела с милицией, ибо за свою жизнь предостаточно от нее натерпелись всяких несправедливостей, но… дожидаясь в «Трех свиньях» Якова Ефимовича, они дождались и его самого, и милицейского наряда, возглавляемого Федей Гвоздевым.

— Стало быть, — сказал Федя Гвоздев, обращаясь одновременно к Васе Нечитайло и Мыке, — вы покажете нам то самое место! А вы двое, — обратился Федя к Вальке Астролябии и флегматичному Владику, — пошли отсюда к трепаной матери, а завтра явитесь к Медузе… то есть к следователю для допроса! И попробуйте только не явиться!

— Мы так не договаривались, и ничего не знаем! — сказали хором Вася Нечитайло и Мыка, обращаясь одновременно к Якову Ефимовичу и Феде Гвоздеву.

— Поговорите у меня еще, шантрапа косопузая! — гаркнул Федя и единым махом съездил сразу двоим по шее, от чего тот и другой моментально пришли в унылую готовность помогать родимой милиции, в чем только той заблагорассудится.

И вот ровно в полночь Вася Нечитайло и Мыка во главе небольшого милицейского отряда и в сопровождении увешанного фотоаппаратами Якова Ефимовича двинулись к вагончику. Угнетенный безрадостными перспективами и вероломством со стороны Якова Ефимовича, Мыка скверно ориентируясь на местности. Трижды уводил отряд в неверном направлении, за что трижды же был чувствительно бит Федей Гвоздевым по шее и прочим частям организма.

Наконец, пришли, и сейчас Вася Нечитайло и Мыка в качестве понятых присутствовали при осмотре места происшествия Медузой.

Повторимся: настроение у Васи Нечитайло и у Мыка было преотвратнейшим. Вася мысленно костерил втравившего его в это дело Якова Ефимовича, а Мыка так же мысленно корил черта, без которого — Мыка был в том уверен — он не вляпался бы в столь двусмысленную, а главное, бесплатную историю. «Схожу завтра в церковь и поставлю свечку, — мысленно сулил Мыка черту. — Будешь у меня знать, поганец ты эдакий! Вот как только меня отпустят — так сразу же и схожу… попомнишь ты у меня, кривая твоя рожа!»

Примерно через час осмотр места происшествия Медузой был закончен, то, что она сочла вещественными доказательствами, было изъято, и только тут обнаружили, что главного действующего лица, то есть Риты, нигде не видно.

— Где эта малолетняя потаскушка? — заорала Медуза. — Я вас спрашиваю, уроды — куда подевалась девка? Отыскать… вашу перемать! Доставить!

Тут же кинулись Риту искать, но, как известно, нигде ее не нашли, развели руками, усадили беснующуюся Медузу в машину и убыли.

Около раскуроченного маленького мирка — допотопного вагончика с непонятной надписью на борту «Прокопьевск-Зурбаган» — остались лишь Мыка да Вася Нечитайло. Зародившийся предрассветный ветерок свободно залетал в отворенные двери вагончика и ворошил пахучие сухие цветы и травы…

5.

Мы с Андреем беседовали долго — так долго, что даже флегматичный тюремный надзиратель и тот не выдержал и несколько раз заглянул к нам — не случилось ли чего непредвиденного.

Верил ли я Андрею? Скорее да, чем нет. Конечно, теоретически рассуждая, Андрей мог и наврать: журналист, сочинитель, фантазер, да еще, к тому же, подозреваемый в препаскуднейшем преступлении — с такого станется. Но, рассуждал я, именно потому, что он журналист и сочинитель — он мог бы наврать и поскладнее. Гораздо складнее, вот ведь какое дело.

Он, к примеру, мог бы все отрицать, и поди уличи его во лжи, пока Рита отсутствует.

Он мог бы также оклеветать Риту — навязалась, дескать, сама до такой степени, что невозможно ее было от себя отогнать…

Он мог сочинить героическую историю о том, как их преследовали люди Красавчика и как он спас Риту, а заодно и себя от бандитской расправы.

Он мог соврать что-нибудь и еще — но он сказал то, что сказал. Поэтому-то я ему больше верил, чем не верил.

— Ну, хорошо, — подытожил я, и набрал номер телефона Бати. — Алло. Слушай, Батя, а не обращался ли к тебе на днях редактор газеты «Сплошная сенсация» с просьбой о том, чтобы ты защитил одного его журналиста от людей Красавчика?

— Ко мне — нет, — сказал Батя. — А вот к моему заму Венгерскому — обращался. Кажется, был какой-то инцидент в «Трех свиньях». Да-да… Какой-то журналист повздорил с Красавчиком из-за некой девицы, и сломал тому челюсть. Красавчик и компания искали этого журналиста, но Венгерский их урезонил… А что?

— А то, что все сходится, — сказал я. — Это тот самый журналист, и та самая девица…

— Совратитель и совращенная? — удивился Батя. — Гляди, как оно складно получается! Просто-таки романтическая история любви! Если бы не разница в возрасте между любовниками…