Экспроприатор (СИ)

С моей одеждой еще проще, юбку вверх, блузка задрана и горячий язык по грани кружева. Ввело просто в неистовство. Ударило вниз живота болью, требовательной, сильной и горячей. Сейчас… Если не сейчас…

Пряжка ремня, дерущие в клочья и так подыхающую от жара душу секунды на последнюю борьбу с тканью и дернул рукой за мой подбородок заставляя смотреть себе в глаза, когда я чуть приподнялась, готовясь подписать обоим приговор. Медленно двинулась вниз. Его глаза подернулись поволокой и мой сорванный сдавленный возглас от чувства наполненности, убившего последние крупицы осознания происходящего.

Вжал в себя, убивая поцелуем, запуская остервенелость в мой ритм на нем. Быстрее. Жарче. На пределе выносливости. Накаляя, подстегивая движениями в такт, множа и подкрепляя торжествующе ревущее безумие — ему тоже мало.

Мои стоны почти не осознанные, почти неслышные из-за гула в ушах, стоны, сжигаемые им в рваных поцелуях. Но громче, потому что внутри накатывало. Замедлился, прекратил, надавил руками, вжимая в себя теснее — и я с обрыва в пропасть. Тело бросилось вперед, вжалось лицом в его шею. С хриплым не то всхлипом, не то скулежом от мощи наслаждения запускающего дрожь под кожу, бьющей. Убивающей.

Дал тянущиеся миги на возможность осознания, а потом подстегивающий укус в плечо, напоминающий, что я тут как бы не одна. Напоминающий не мне, а огню внутри, который жадно вспыхнул еще, но тело нас сдавало.

— Слабачка… — Хрипло, с насмешкой.

— Сучня… — Почти неразличимо от сбитого дыхания и отчаяния, что жжет внутри, а я не могу двигаться.

Скинул с себя резко, грубо. Навалился сверху. Удар бедрами, заставивший мое тело выгнуться к нему навстречу, вжаться в него обхватить ногами и руками. На миг пауза. Резко вжал собой в сидение, обжигая горячим частым дыханием шею и еще удар. За ударом.

Вырывая и срывая из меня голос. Теснее. Горячее. Жарче. Еще.

— Нет-нет-нет… — с немеющих губ, безотчетно попыталась уползти, опасаясь, умоляя, приказывая.

Его сорванная усмешка и последний самый сильный удар. Последний. Для обоих. Скрутило еще в момент, когда он отстранялся. Быстро, моментально сжигая мир вокруг и накрывая волной горячего пепла зазвеневшие нервы. Слепящим наслаждением. Бесконтрольной дрожью. Истомой.

Сходило медленно, оставляло ватную слабость. С трудом свела колени и приподнялась на локтях.

Сидел рядом откинувшись на спинку дивана. Рука испачкана, отведена на подлокотнике. Голова тоже откинута, глаза прикрыты, дыхание учащено.

Медленно повернул голову и посмотрел сквозь ресницы. Расслаблено, сыто.

— Межекова ты просто не оставила себе шансов. — Голос еще ниже, чем обычно, с еще больше выраженной хрипотцой, удлиняющей и без того медленный сход истомы.

— Что? — Вяло скривилась, падая назад и прикрывая лицо ладонью. Молодец, Полина. Просто красава. Идиотка.

— Я не умею делать комплименты. — Слабая насмешка в голосе, едва слышный скрип дивана и шелест оправляемой ткани. — Не бревно ты, говорю. Это прямо последний гвоздь. — Звук шагов к двери. — Сутки тебе на плевание от злости, что ты все-таки мне дала, послезавтра заебу. Ой, в смысле заеду. — Да ага, «ой». Ага, да. Звук поворачиваемой дверной ручки. — Спасибо, до свидания.

И дверь за них захлопнулась, заставив меня взвыть и швырнуть в нее туфлю.

* * *

Первое, что я для себя уяснила — этот скот просто потрясающий стратег. За сутки я успокоилась. Явись он раньше я бы его прирезала. В страдашках я предывала, попыталась снять стресс алкоголем и что-нибудь придумать.

Второе — это скот не просто потрясающий стратег, он где-то возле гениев трется. Потому что меня трясло. Меня потряхивало от одной только мысли о том, что произошло. Кровь горячела. При взгляде на диван — сжимала колени, ибо из головы никак не могло выйти то, что сейчас тело покалывает вот не от злости. От голода. Уже. И это стирало все мои умные мысли и попытки накидать план действий. Мне хотелось только одного — сейчас и его. На диван я старалась не смотреть, в общем.

Ну и третье, скучненькое такое и вполне очевидное — он всегда выполняет обещанное.

Дали отопление и в кабинете было жарко. Или не только от этого. Гребанный диван. Выкинуть его нахер отсюда надо. Я распахнула за спиной окно, думая, что же в головах у людей. На улице уже три дня тепло, они отопление дали. И сижу еще у батареи. И он обещал сегодня. Душно. Где хоть малейший ветерок-то?

День приближался к полудню, когда он все-таки заявился, уже заставляя себя ненавидеть за то, что я начинала томиться от ожидания, когда же этот козел соизволит приехать.

— Рефлекс! — громко гаркнул Казаков, пинком распахивая дверь офиса.

Тоня подпрыгнула на стуле и торопливо смылась. Я едва не взвыла от просто непередаваемой смеси довольства и злости при его появлении.

Он мерзко улыбнулся, закрывая за Тоней дверь и повернулся ко мне. Склонил голову, оценивающе глядя на подобравшуюся меня и его улыбка стала еще более мерзкой.