В небольшом холле, куда вела автоматическая дверь, располагался контроль. У меня опять спросили имя и цель моего визита – вероятно, служащий охранной компании, но без униформы. И это была вовсе не обычная тихая и услужливая консьержка, а какой-то старик в сером костюме отличного покроя. «Благоволите подняться на лифте на третий этаж», – сказал он мне, прежде чем опять исчезнуть за своим компьютером и продолжить стучать по клавишам. Я взглянул на экран, однако мне так и не удалось понять, вводил ли он данные, касающиеся охранной системы, или свою личную информацию. Пальцы его бегали по клавиатуре быстро и уверенно. Исследовательский институт, где я работал раньше, наверняка мог бы предложить ему хорошую зарплату программиста. Странно, что такой человек служил простым вахтером в этом здании.
В лифте вместо кнопок, указывающих этаж, были замки. Таким образом, лифтом мог воспользоваться лишь тот, у кого был ключ. Вахтер, должно быть, запрограммировал лифт специально для меня. На нужном этаже двери лифта открылись, выпуская в просторное помещение, где меня уже встречал Поросенок. Он устремился ко мне через весь зал, площадь которого была не меньше двухсот квадратных метров; пол, похоже, был выложен подогнанными пластмассовыми пластинами непонятного полупрозрачного цвета. За исключением того места, где должна была находиться гостиная с верхним освещением, во всех остальных частях помещения царил полумрак. Я заметил электронно-акустическое оборудование и инструменты: добра этого здесь было на много миллионов иен, а также в самом центре комнаты, на почетном месте, – три компьютера «Apple Mother III», такие в Японии можно было пересчитать по пальцам.
– Меня предупредили о вашем посещении, и я вас ждал.
Поросенок был человечком маленького роста и с такой бледной кожей, что на его прозрачном лице я мог ясно различить всю систему кровеносных сосудов. Маленькие ручки, короткие ножки, круглое брюшко – внешность, которая не оставила бы равнодушным Феллини: тот, несомненно, пригласил бы его сниматься в каком-нибудь своем фильме. У него была едва заметная киста под ухом, волосы острижены до того коротко, что просвечивала кожа черепа, и невероятно маленькие глазки, рот и нос. Поросенку было лет под тридцать, если судить по его коже. Говорил он тем самым тонким и дрожащим, почти блеющим голоском, который я услышал в домофоне, при этом лицо его не отражало никаких эмоций: они прятались где-то глубоко, под слоем мяса на шее и щеках. Он предложил мне стул, который, вероятно, стоил целое состояние, – итальянская мебель в стиле постмодерн. Затем он приготовил мне чай на травах. Я уже видел такие чашки у директора исследовательского института, где раньше работал. «Саксонский фарфор. Двадцать тысяч долларов, на шесть персон, чай хороший», – с гордостью объявил мне тогда директор. Ботинки и футболка на нем, казалось, были неснашиваемые, куплены на годы, однако у вас не оставалось сомнения, что этот друг – ходячий мешок с деньгами.
– Я хотел бы… для начала я хотел бы уточнить, как мне к вам обращаться? – спросил я. Я бы никогда не смог называть его Поросенком, даже если бы мне за это заплатили.
– Делайте, как она вам сказала, зовите меня Поросенком.
– Но мы незнакомы, я так не могу.
– В любом случае это не имеет никакого значения, – тихо проговорил Поросенок все так же, не меняя выражения лица, разве только губы его немного дрогнули. – У вас есть девушка? – спросил он, шумно отхлебывая чай. Я не ответил. – Если вы мне не ответите, я не смогу отдать вам товар.
– Что вы имеете в виду? Девушка, с которой я был бы помолвлен, невеста?
Поросенок выпрямился и нетерпеливо заерзал в кресле.
– Ну, как вам сказать? – так же тихо ответил он. Потом, немного помолчав, сказал: – Товар, видите ли… речь идет о таблетках – я могу свободно с вами об этом говорить, потому что вас послала она, – это экстази.
Что-то внутри меня запротестовало.
– Швейцарского производства. Экстази – это некоторого рода препарат, вызывающий эйфорию и используемый, в частности, для преодоления аутизма, запрещенный три года назад в Штатах и в прошлом году в Японии.
– Запрещенный?
– Это наркотик. Разве она не просила вас не приходить к ней сразу, а переждать некоторое время после того, как вы его попробуете? «…Спустя некоторое время после того, как один человек кое-что передаст вам и вы используете это так, как он вам укажет», – так сказала женщина.
– Я не слишком хорошо понял, – промямлил я.
– Я очень занятой человек, решайте скорее, – отрезал Поросенок. – Знайте, однако, что, если я вынужден буду сказать ей, что от одного упоминания о наркотике вам сделалось дурно, она меня прижмет, а мне не хотелось бы доводить до такой крайности, понимаете?
Поросенок скинул свои ботинки, и оказалось, что они были надеты на босу ногу. Пальцы его походили на маленьких копошащихся слизняков. Они, несомненно, передавали все раздражение своего хозяина. Поросенок был из тех, кто выражает свои эмоции пальцами ног.
– Кто эта женщина? – спросил я, чтобы сменить тему.