Экстаз

В своей решительности Рейвен очень сомневалась, хотя и не причисляла себя к слабым существам. Что касается поездки к деду, то ей и хотелось, и не хотелось, чтобы Келл сопровождал ее. Хотелось, потому что Эмма права: он в самом деле довольно одинок. Особенно сейчас, после отъезда его брата из Англии. А не хотелось — из опасения, что там, в поместье деда, им с Келлом придется больше времени бывать друг у друга на глазах. И днем, и ночью, что, несомненно, приведет к тому, чего она и желает, и боится. Лучше всего как можно меньше общаться. Что, в свою очередь, вызывает у нее печаль и тоску… В общем, положение вполне безнадежное, подвела она безрадостный итог.

Рейвен отрезала себе еще один ломтик ветчины и отпила глоток кофе, когда в комнату вошел Келл. Их взгляды встретились, и она почувствовала, что у нее прервалось дыхание. Что он увидел в ее глазах, она не знала, в его же глазах она прочитала желание, которое он был готов утолить прямо сейчас.

Минутой позже он отвел глаза и обратился к Эмме:

— Извини, но вскоре я отправляюсь на состязание на рапирах и мне нужно переодеться.

— Тогда я ухожу, — сказала она, поднимаясь со стула и направляясь к двери.

Когда Эмма ушла, Рейвен почувствовала, что лишилась дара речи. Она решительно не знала, как и что говорить Келлу после их бурной, неистовой ночи. Все слова казались бесцветными.

Келл, напротив, находился в хорошем расположении духа, чего она за ним раньше почти не замечала. Доставая из платяного шкафа большой накрахмаленный шейный платок, он спросил не оборачиваясь:

— Какие у тебя планы на остаток дня? Я могу по пути на состязание завезти тебя домой, если ты не намереваешься остаться здесь.

От мысли остаться в этой комнате и пережить еще одну такую же ночь ее лицо обдало жаром.

— Нет, — выговорила она наконец. — Я поеду домой. Только мне надо во что-то одеться. Не в этом же халате.

По тому, как он посмотрел на халат… на нее… она поняла, о чем он подумал: что под халатом на ней ничего нет…

Пока он переодевался, она искоса посматривала на него — не могла не смотреть. Как не прекращала еды.

— Вы очень любите заниматься фехтованием, — полувопросительно произнесла она.

— Весьма верно подмечено, дорогая. Кроме всего прочего, физические упражнения помогают справиться с излишним сексуальным возбуждением. Последнее время я вынужден был заниматься ими куда больше, чем раньше. Кстати, О'Малли не давал вам уроков фехтования?

— Нет. Только учил стрелять.

— Это я ощутил на себе, дорогая. А еще учил ловчить при игре в кости.

— Не я одна научилась хитрить и обманывать, сэр. Вчера вечером вы зачем-то причислили милую Эмму к сонму ваших любовниц, хотя это не так.

Он по-мальчишески задорно улыбнулся, и сразу с его лица исчезла ироничность, оно стало простым и милым..

— Неужели я повинен в том, что вы, мадам, пришли к неверному выводу? — спросил он.

— Конечно, потому что обманывали меня намеренно. Если бы не ваша игра, я никогда бы не согласилась… никогда… на то, что вы мне предложили.

Видит Бог, она не хотела этого говорить, но слова вырвались — неизвестно зачем, просто в пику ему… Просто у них уже вошло в привычку вести друг с другом эту игру. Ну, он-то игрок со своей ранней юности, а для чего это ей?..

— А что я предложил? — невинным тоном спросил он. — О чем ты говоришь? Разве мы не муж и жена, и само Небо не велит нам делать то, что положено?

— Да… — пробормотала она. — То есть нет… У нас особые условия брака, и тем не менее я согласилась, чтобы… чтобы… — Она окончательно запуталась и беспомощно добавила: — Так нельзя поступать, как вы… При жене, при посторонних любезничать с другой женщиной…

— Что ж, если для вас это стало способом доказывать мою вину, жена, я с радостью буду предаваться своим занятиям по два раза на дню!

Он наконец справился с шейным платком, надел простой кожаный жилет.

Рейвен предпочитала отмалчиваться, он же находился в благодушном настроении и продолжал балагурить.

— …Скажу тебе откровенно, дорогая, если хочешь, чтобы муж хранил тебе верность, то для начала окажи ему предпочтение хотя бы перед твоим придуманным ночным возлюбленным.

Келл улыбался, но Рейвен было не до смеха: ее обидели его слова, губы у нее задрожали. Однако она сумела не заплакать и сдержанно сказала:

— Это разные вещи. Вы говорите о моих снах, порожденных одиночеством. Я же говорила о подлинных, живых возлюбленных и о супружеских изменах. О прелюбодеянии, за которое карает Господь.

— Для иных мужчин, — весело возразил Келл, — измена жены с несуществующим на самом деле возлюбленным куда унизительнее интрижки с живым соседом.

Рейвен не хотелось продолжать разговор в столь легкомысленном тоне. Она нахмурилась и после небольшой паузы произнесла:

— Во всяком случае, я должна доставить вас в известность, что не смогу в ближайшее время исполнять свои супружеские обязанности и оберегать вас от адюльтеров, поскольку отправляюсь к своему деду на рождественские дни.

— Я знаю, — сказал Келл. — Он прислал мне письмо.

— Письмо?

— Что тебя удивляет? Я получил приглашение провести Рождество у него в поместье.

— Вы? От него? Зачем?