Эти древние слова применительно к собственной персоне позабавили Данло и вызвали у него улыбку. Но в Койвунеймине никто не улыбался. Многие, включая Киссию эн ли Эде, смотрели на Данло с обновленной надеждой, как будто видели его в первый раз. Но ивиомилы восприняли предположение о том, что Данло и есть человек, о котором говорится в «Видениях», как оскорбление. Бертрам Джаспари в довольно ребяческом порыве энергии гнева грохнул по столу кулаком и крикнул:
— Он наман, а возможно, и хакра! Как осмелилась Святая Иви даже предположить, что он светоносец!
— Как осмелился ты? — Харра гневно, в упор, смотрела на человека, мечтающего свергнуть ее и вполне способного привести Церковь к погибели.
Старейшины смотрели теперь только на них двоих.
— Ты привела его в нашу Палату, и одно это…
— Мы просим тебя замолчать. — Под ее учтивым тоном, как меч в шелковых ножнах, таилась сталь.
Бертрам осекся на полуслове и сел с полуоткрытым ртом. В его маленьких глазках читались хитрость, нетерпение и ненависть. Какой-то миг казалось, что он не подчиниться и молчать не станет, но он, чувствуя, возможно, что потрясенные старейшины пока не готовы поддержать его, смирился. Он опустил глаза и склонил голову, как это подобает каждому Архитектору перед лицом Святой Иви.
— Мы не можем знать, — продолжала Харра, — действительно ли этот пилот есть светоносец, обещанный нам. Но мы можем подвергнуть его испытанию. — Она помолчала, дав старейшинам осмыслить ее намерение, и стала продолжать: — Мы должны также расследовать, как удалось Джанеггу пронести в Койвунеймин столь страшное оружие. Мы должны понять, как мог полностью очищенный старейшина подчиняться программе, побудившей его покуситься на убийство нашего гостя.
— Расследование! — крикнул кто-то. — Назначим расследование!
— Расследование! — поддержали его другие голоса.
Харра склонила голову в знак уважения к просьбе старейшин и подняла руку, призывая к молчанию.
— Пока все это решается, мы просим пилота погостить у нас в доме. И воина-поэта тоже. Охрана проводит их туда, когда закончится заседание. А теперь мы помолимся за душу Джанегга Ивиорвана. Он подчинился наихудшей из программ, но потом очистился от ее негативного влияния, и мы должны помолиться, чтобы он нашел путь к Богу Эде.
И Харра завела длинную и витиеватую молитву, где говорилось о неистребимости информации и конечной концентрации всего сущего в Боге Эде. Закончив, она склонила голову и со стоном — как видно, попытка защитить внука не прошла для нее даром, — поднялась из-за пюпитра. Это послужило сигналом старейшинам, и они тоже начали вставать.
Данло, поднявшись, выпрямился во весь рост и порадовался, что наконец-то избавился от стула. Бертрам, согнувшись над своим столом, смотрел на него мертвенно-серыми глазами и пускал в него безмолвные стрелы ненависти. Данло не знал, откроет ли назначенное Харрой расследование истинную причину сегодняшнего происшествия, но чувствовал, что Бертрам, если добьется своего, принесет и ему, и многим другим людям много горя.
Глава 19
ДВОРЕЦ ВЕРХОВНОГО АРХИТЕКТОРА
Данло отвели апартаменты в доме Харры Иви эн ли Эде на восточной окраине Орнис-Олоруна. Этот дом с сотнями комнат, залов и целым лабиринтом коридоров скорее должен был называться дворцом. Данло никогда еще не видел столь грандиозного жилища — даже усадьба Мер Тадео на Фарфаре уступала ему. Но самым привлекательным в этом доме было другое, — не гигантские размеры и не роскошь, — а то, что дворец стоял на нулевом уровне города и отсюда открывался вид на океан. Окна, выходящие на ту сторону, открывать, разумеется, было нельзя из-за отравленной атмосферы, но Данло нравилось сидеть около окна, играть на флейте и смотреть на песчаные пляжи далеко внизу. Иногда он проводил так целые дни. Ночью облака Таннахилла загорались фантастическим бело-голубым светом: это избыточный углекислый газ и метан взаимодействовали с солнечной радиацией. Эти облака смерти, как называл их Данло, напоминали ему, что он чужой в этом чуждом мире — чуждом не своей флорой и не ландшафтами, а результатами деятельности человека, превратившего эту райскую некогда планету в то, чем она стала теперь.