Экстрасенс, или Не размыкая круга

- И идеи в общем-то неплохие. Пока его шеф в отпуске был - он накрутил, накрутил...

Филипп Михайлович тронул ручку серванта, на мгновение задумался курить - не курить? - и, решив, что легкие и сердце лучше все же поберечь, "Руно" не тронул, а сунул в рот коктейльную соломинку.

- Чит... - я не понял, какое слово он употребил, может быть, и "черт", но скорее "шут", - ...его знает... - Он пожал плечами и продолжал размышлять вслух: - Школу рабкоров создал. Крутится, хочет "приз газеты" учредить. В общем, это заманчиво, конечно. Полезно. Я добро дал, а что получится - от него зависит.

- А газета? - Анна Макаровна, думая о своем, все же решила поддержать видимость беседы с мужем.

- Ничего, - сразу отозвался он. - Я-то ею давно не интересовался... Так, болтовня одна. А на последней планерке, когда обсуждался какой-то вопрос, предпрофкома вдруг заявил: газетку-то нашу читать, мол, надо, там об этом рассказано. Все даже удивились.

Он снова прошел на кухню, после горячего чая вдруг выпил стакан ледяной, прямо из холодильника, газировки.

- Активный, - заговорил снова обо мне, - везде суется... Бывает, утром приезжаю в трест, а у него свет горит - ночевал и, наверное, не спал. Откуда столько энергии?..

- Молодой? - не особенно интересуясь, отозвалась Анна Макаровна.

- М-мг, - подтвердил Филипп Михайлович, - начкадров так...

Он вспомнил скандальную историю, известную многим, но обсуждавшуюся только в кулуарах треста, - обо мне и фаворитке кадровика, которую я отбил-таки. Знал об этом Филипп Михайлович, однако пересуды не любил и начатую фразу оборвал.

Он скинул халат и шлепанцы, забрался под одеяло и уже потом промолвил:

- Ложись, мать, завтра утром к Наташке махнем - я машину заказал.

Решив, что на этом разговор либо закончился, либо перейдет на другую тему, я "выключил" мирную пару и попробовал сосредоточиться на истекающей призрачным соком луне за окошком.

Говорят, если на спящего человека падает лунный свет, он становится лунатиком. Но я этого не боюсь. С тех пор, как я открыл в себе удивительную способность производить перемещения в пространстве, читать мысли людей, до мелочей воспроизводить прошлое и представлять будущее, с тех пор, как убедился, что луна - лучший помощник в этом, я полюбил ее. Она помогает мне общаться с миром. Даже если засыпаю...

Надгробие закачалось и сползло в сторону. Ступая босыми ногами по острым камешкам дороги, в развевающемся длинном платье ко мне приближалась мать.

- Не пей, сынок, ну не пей... - эхом, как в пустой комнате, прозвучал ее голос.

Я бросил.

- Не гуляй, сынок, не гуляй, - заклинала она.

Я перестал встречаться со всеми своими знакомыми.

- Не пей, сынок, не пей...

Я опять бросил.

- Не гуляй, сынок, не гуляй...

Не в силах вырваться из заколдованного круга, я уткнулся лицом в ее седые, длинные, распущенные волосы. Они пахли совсем не так, как у других женщин. Не соблазном, а теплом. Мне захотелось плакать.

Но слез не было.

Я задрожал, чувствуя, что лунный полумрак стискивает мне виски, порывисто вскочил, щелкнул выключателем.

Лампа взорвалась оранжевым шаром, хлестнула светом по стенам.

В зеркале отражалась моя взлохмаченная физиономия. Свалявшиеся волосы, отросшая за месяц жидкая борода...

Интересно, сколько раз перевернулась мать в гробу?.. Так, кажется, бывает, если нарушить волю умершего?

С ужасом услыхал я, как скрипят доски, сопротивляясь поворачивающемуся телу. Передернул плечами и снова уставился на свое отражение.

Нет, лучше спать при свете.

Я только закрыл глаза, как меня за плечо тряхнул шеф.

- Ну что?

- Та-а... - отмахнулся я.

- Устал?

- В общем-то есть.

- А ты думал, мне легко?

Я так не думал. И вообще, именно с шефом встречаться мне сейчас не хотелось - я чувствовал себя виноватым перед ним. Но, с другой стороны, я точно знал, что уж ему-то поговорить не с кем. Вообще. А обо мне так тем более. А еще я твердо знал, что ему хочется этого. Поэтому совсем отмахнуться не решился. Влез в разговор.

Разговоры наши с шефом точнее было бы назвать вялыми прениями. Но если они велись в редкие минуты отдыха среди текучки, то выливались в настоящие, хотя и беспомощные, споры. Но главное, что меня успокаивало, мы никогда не опускались до пустых препирательств.

- ...Ты все время хотел свободы, - продолжал он. - Вот и получил ее.

- Спасибо, - я действительно был ему за это благодарен.

- Я смотрел первые три номера... Ничего... Профессионально.

"Интересно, что ты скажешь, когда увидишь три последних?" - подумал я, а вслух произнес:

- Старался давать побольше материалов.

- Я заметил. В общем, ты молодец, обошелся и без корпуса [крупный типографский шрифт], и без перепечаток.

Это уже тайны "кухни". Когда материалов для газеты не хватало, давали набор не петитом [один из мелких типографских шрифтов], а корпусом, чтобы занять побольше места. А в редакционных архивах я увидел, как действовал мой предшественник - гнал в набор вырезки из других газет и журналов.

- Работал много? - поинтересовался шеф.

- С восьми утра до десяти вечера.

- А макеты? [графический план верстки газетной полосы]

- Ночью. Кончал обычно в шесть-семь утра.