В этот раз Луис навязал мне телохранителя, я не возражал. Посидит в машине, в отеле ему делать нечего — там своя охрана. Ровно в девятнадцать я вошел в холл «Плазы» и направился к портье.
— Мне нужен мистер Вильям Джексон, — сказал, напуская на себя важность. — Он у себя?
— Извините, сэр, — покачал головой портье. — Но британцы попросили не пускать к ним посетителей.
— Нет проблем, — кивнул я. — Позвонить можно? Мы с Джексоном старые друзья.
Он поколебался, но набрал номер на телефоне. Протянул мне трубку.
— Хэлоу, — раздалось в наушнике.
— Здравствуйте, мистер Джексон, — произнес я по-русски. — Это Михаил Мурашко. Мы встречались с вами в Минске.
На мгновение в трубке замолчали. Неужели я ошибся?
— Вы звоните от портье? — наконец спросил он по-русски.
— Да.
— Ждите меня в баре.
Короткие гудки… Я вернул трубку портье и отправился в бар. Кроме стойки там имелись столики. Заказав бокал вина, присел за дальний, пригубил. Вкуса не почувствовал. Кажется, трясусь. Надо привести себя в порядок. Не воевать же сюда пришел и не умирать. Вряд ли лондонский буржуй решится на убийство — люди же кругом.
Он пришел скоро. Деловой костюм, белая рубашка, строгий галстук. Никакого шейного платка как в Минске. От дверей уверенно направился в мою сторону. Ну, так аура у меня какая!
— Добрый вечер, — произнес буржуй, подойдя к столику. — Скотч, — кивнул подскочившему официанту. — Я присяду?
— Будьте как дома.
Усмехнувшись, он занял место за столом.
— Изменился, — произнес, окинув меня взглядом. — Кто открыл вам чакры? Где?
— Вы. В Минске.
Его брови поползли на лоб.
— Обещали стереть память, но вышло по-иному.
— Интересно, — буркнул он.
Официант принес скотч. Буржуй взял и пригубил.
— Что делаете здесь? — спросил, поставив стакан. — Зачем прибыли в Аргентину?
— Жить, работать. Я здесь с марта.
— Убежали, значит, из Союза. Что ж, давно следовало. Почему не в США?
— Не люблю американцев.
— Ваше дело. Как нашли меня?
— Увидал фотографию в газете. Остальное просто.
— Официоз, — скривился он. — Репортеры, фотографы… Для чего пришли ко мне? Хотите в компаньоны?
— Нет, — покачал я головой. — У меня к вам разговор, мистер Джексон. Или… Как вас звали в СССР?
— Не имеет значения, — буркнул он. — Говорите, раз пришли. Но учтите: у меня мало времени.
— Вчера вечером меня вызвали к пациенту. Тот был в коме. Инсульт. Имени называть не буду, но вам оно знакомо.
— И? — напрягся он.
— Я его исцелил.
— Блядь! — он шандарахнул кулаком по столу.
Стоявший перед ним стакан повалился на бок. Скотч выплеснулся и залил столешницу. Буржуй торопливо огляделся по сторонам. На нас не обратили внимания. Посетителей в баре много. Они разговаривали, играла музыка.
— На хрена вы в это влезли?
— Попросили.
— Ну, и что теперь?
— У меня к вам предложение, мистер Джексон.
— Слушаю, — насторожился он.
— Собирайте вещи и летите в Лондон. После чего мы оба забываем о происшествии и о существовании друг друга.
— Угрожать мне вздумал? — прошипел он. — Ты не понимаешь, щенок, во что влез, и какие деньги на кону. Думаешь, приобрел способности, так сам черт тебе не брат? Надо было убить тебя в Минске. Пожалел. Ничего, не поздно исправить.
Аура над его головой сгустилась и потемнела. Я знал, что это означает — тренировался перед зеркалом. Ждать не стал — остановил ему сердце. Благо опыт был.
Он хватил ртом воздух, изумленно уставился на меня и попытался запустить затихший мотор. Я остановил его вновь, а затем сжал изо всех сил, не позволив мышцам сокращаться. Он захрипел и стал клониться на бок.
— Помогите! — закричал я, вскакивая. — Человеку плохо. Вызовите врача!
Подхватив почти сползшего со стула буржуя, положил его на пол и ослабил узел галстука. Выдирая пуговицы сорочки, рванул за ворот. А затем, сложив ладони на его груди, начал непрямой массаж сердца, каждым движением вниз загоняя в предсердие тромбы. Раз, другой, третий… Надо отдать ему должное — сопротивлялся до конца. Пытался разжижать тромбы, запустить сердце. Если бы ждал нападения, то, возможно, справился. Только трудно воевать, если кровь не поступает в мозг, и клетки не получают нужного питания. Аура вокруг его головы стала бледнеть, а затем исчезла.
— Пропустите! — сказали над головой.
Меня бесцеремонно отодвинули в сторону. Я встал. Сменивший меня врач в форменном комбинезоне продолжил реанимационные действия. Я осмотрелся. Вокруг стояли посетители бара и с любопытством на лицах следили за действиями медика. На меня никто не смотрел. Может, слинять? Нет, будет подозрительно. Постоим.
Врач, наконец, убедился в тщетности своих усилий, встал и что-то спросил у меня по-испански.
— Но компрендо, — ответил я. — Говорите по-английски.
— Спрашивает, как это случилось? — перевел подскочивший официант.
— Мы с другом сидели за столом, — начал я. — Беседовали. А потом Вильям внезапно побледнел и схватился за грудь. Опрокинул стакан со скотчем, стал клониться на бок. Я догадался, что у него сердечный приступ. Уложил на пол и стал делать массаж сердца — нас учили этому в армии. Он умер, доктор?