Экстрасенс разбушевался

С чеков начались неприятности. Пациентов я не считал, полагая, что обманывать меня не станут. Это немцы, а они честные. Угу… Получив третий чек, обратил внимание на некруглую сумму. Она оканчивалась цифрой «5». При тарифе в 1250 марок за пациента такого не могло быть. С меня, что, высчитали налог?

— Нет, герр Мурашко, — объяснил бухгалтер, к которому я пришел за разъяснениями. — Налог с вас возьмут позже. Что до суммы, то она начислена в строгом соответствии с представленной ведомостью. Вот она.

Он достал из папки и положил передо мной несколько листков. Я их полистал. В отношении пациентов с ДЦП все нормально – 1250 марок после каждой фамилии. С незрячими иначе: сумму дополнял какой-то коэффициент, который здорово снижал выплату – иногда вдвое.

— Вы могли бы дать мне копию этого документа? — попросил бухгалтера.

— Без проблем, — сказал тот и отксерил мне листки.

С ними я отправился к Шредеру.

— Все согласно контракту, — заявил управляющий. — После исцеления незрячего наш специалист проверяет его зрение. Восстановилось на сто процентов – платим 1250 марок. Если семьдесят или шестьдесят, соответственно снижаем сумму. Принимаем в расчет и тот процент, которым пациент обладал до вашего воздействия. Обычно это два, три, четыре процента. Иногда пять или десять. Их, соответственно, отнимаем. Все честно.

— То есть, вернуть зрение ребенку, который прежде не видел ничего, полноценным исцелением не считается?

— Так, — важно кивнул он.

И вот тут меня забрало. Да плевать на марки – их у меня много. Но вот нагло жульничать, да еще заявлять о честности – перебор. Как говорил классик: «Формально правильно, а по сути издевательство»?[27]

— Довожу до вашего сведения, герр Шредер, что я прекращаю контракт с клиникой. Поищу работу в другой стране. Заявление пришлю по почте. Ауфвидерзейн!

Я встал.

— Не имеете права! — вскочил он.

— Очень даже имею, — хмыкнул я. — Читайте контракт.

По большому счету уходить не собирался – только припугнуть немца. А то раскатал губу. Я ему не остарбайтер. Пусть поищет другого, может быть, найдет. Целителей в Германии много – по пять пфеннигов пучок.

Шредера я недооценил. В тот же вечер в дверь наших апартаментов позвонили. Я открыл дверь – в коридоре стоял Бах.

— Герр Мурашко? — спросил гаупткомиссар, хотя без того видел, кто перед ним. — Я к вам по служебному вопросу. Разрешите войти?

Я посторонился. Полицейский шагнул за порог, но дальше не пошел.

— Предъявите ваши паспорта, — предложил неожиданно.

Я принес советские. Он, не глядя, сунул их в карман.

— Как это понимать, герр гаупткомиссар? — удивился я.

— Превентивная мера, — пожал он плечами. — Не хочу, чтобы натворили глупостей. Мне звонил герр Шредер и просил кое-что разъяснить. Вы связали себя контрактом с уважаемым учреждением Германии, герр Мурашко. Потому вам выдали вид на жительство – быстро и вне очереди. Если откажетесь работать – вид могут отозвать. В этом случае вас ждет принудительная высылка в СССР. Там, вроде, с нетерпением ждут, — ухмыльнулся он.

— Это подлость! — не сдержался я.

— Придержите эмоции, герр Мурашко, — не смутился Бах. — Все справедливо. Вы нужны Германии, потому и здесь. Не желаете быть ей полезным – ауфвидерзейн. Разбирайтесь со своим КГБ. Честно говоря, не понимаю вас. Есть прекрасная работа, зарабатываете, как звезда Бундеслиги, чего более желать?

— Понял, герр гаупткомиссар, — ледяным тоном отчеканил я.

Бах помялся, видимо, желая еще что-то сказать, но передумал. Сухо попрощался и ушел.

— Что будем делать, Миша? — спросила Вика, когда я рассказал ей о разговоре с полицейским.

— Убираться отсюда.

— И куда?

— В Аргентину.

— Почему туда?

— Потому что далеко. В европейскую страну переезжать нельзя – немцы нас достанут. У них, мать его, Европейский Союз с договорами о правовой помощи. Выдадут как миленьких. Посадят под замок, и буду я пахать на них до скончания века. Не для того бежали из Советского Союза. А Аргентина приличная страна, одна из наиболее успешных в Латинской Америке.

— Мы никого там не знаем, — опечалилась супруга. — По-испански ты не говоришь.

— Выучу, — отмахнулся я. — Не такой он сложный. Денег у нас много. Отсидимся несколько месяцев и вернемся в СССР.

— Мне придется там рожать?

— В Аргентине хорошая медицина, — успокоил я. — Приличного акушера найдем. Ну, а нет, слетаем в США, там хороших клиник хватает.

— Ладно, — согласилась она. — Когда уезжаем?

— Дай мне неделю…

Заполошно бежать я не собирался. Переезд следовало подготовить, заодно дать понять Шредеру и Баху, что целитель не раб. Не остарбайтер, как они думают. Для начала я сходил в банк и поинтересовался, есть ли у них филиал в Буэнос-Айресе.

— Нет, — покачал головой заведующий отделением. — Но мы поддерживаем корреспондентские отношения с аргентинскими банками. Если вы откроете в одном из них счет, мы переведем на него деньги. Собираетесь вернуться в Аргентину?

— Да, — кивнул я. — Президент Менем объявил о программе приватизации государственной собственности. Удачное время для инвестиций.