Экстремальная Маргарита

— Потому что Настасья костюм примеряла, а та женщина, которая приходила тринадцатого августа, — нет. Бывают и такие покупательницы. Для нас это благословение. Берут не глядя. Без примерки. Не выворачивают, не щупают, не рассматривают швы. Легко расстаются с деньгами. Все, я вспомнила эту женщину. Я тогда еще подумала — что она тут пялится? Ведь явно не наша клиентка. Одета была бедновато. А она хрясь — и прикупила костюмчик ценой в половину «жигуленка».

— Молодец, — похвалил Здоровякин. Но успешное продвижение в расспросах отнюдь не улучшило его настроения. Он выглядел все таким же мрачным, как и прежде. — Ну-ка, выбери одну…

Илья швырнул на сверкающий подсветкой прилавок пачку фотографий. Одна из них являлась полароидным снимком, рано утром привезенным из далекой Караганды Валдаевым. На маленькой карточке, нахохлившись, как удод, сидела на фоне пестрого настенного ковра Людмила Хлыстун, школьная подруга Настасьи.

— Она. — Марина уверенно выбрала фотографию Людмилы. — Теперь вы не сомневаетесь в моей отличной зрительной памяти?

— Не сомневаюсь. Только я думаю, что эта женщина была у вас не тринадцатого, а четырнадцатого августа. Настасья купила первый костюм, а она — второй.

— Нет, — с превосходством улыбнулась Марина. — Не может быть. У Настасьи был чек за четырнадцатое число. И я точно помню, как она тут вертелась битый час, перемерила половину магазина…

— Подумай.

В третий раз черты Марининого лица облагородились сосредоточенным размышлением.

— Да какая разница? — возмутилась она.

— Огромная!

— Ну ладно. Еще подумаю…

— Костюмы были одного размера?

— Да.

— И висели на плечиках рядом?

— Нет. Я их повесила на разные стойки. Я же говорила, что наши клиентки страсть как мечтают быть исключительными и неповторимыми. Конечно, отвалить за наряд такие деньги, а потом столкнуться на каком-нибудь приеме с женщиной, одетой в аналогичный костюм! Это же будет трагедия, Хиросима и Нагасаки! Ах, постойте! Действительно! Я вспомнила!

— Так-так-так?

— Я предложила Настасье белый костюм, и она спросила — он один? И я сначала хотела ляпнуть, что да, один, а потом подумала — вдруг она начнет шарахаться по магазину, рыться в барахле и увидит второй экземпляр. Так-то она ждала, пока я сама ей принесу наряды в примерочную… И я честно призналась, что да, их два. Это Настасью не смутило. Значит, она и вправду была у нас тринадцатого августа. Ведь если бы она была четырнадцатого, то костюмчик на самом деле оставался бы уже в единственном числе и я бы без зазрения совести уверила покупательницу, что она приобретает феноменально редкую вещь… Но как же чек? Ведь у нее был чек! А вы мне ничего не расскажете? Вы ведете расследование, да? Что-то случилось?

— Случилось. Но я ничего не расскажу. Военная тайна…

Поблагодарив Марину, Илья вышел из магазина. Девушка оказалась чрезвычайно полезной, и осиновый кол, который она вбила в сердце несчастному парню, вошел мягко и ровно, как в масло. Марина отобрала последнюю надежду на невиновность Настасьи. Здоровякин страдал молча, как настоящий мужчина, но глаза у него пронзительно кричали о неимоверном горе, переполнявшем душу.

В душе Илья признавал очевидное — если Настасья вызвала в город двух школьных подруг, чтобы одна из них украла алиби у Маргариты, а другая — помогла создать алиби для нее самой, можно было предположить, что именно кроткая и мягкая Настасья и укокошила Никиту Кармелина. Но Здоровякин все никак не хотел зачислять возлюбленную в разряд убийц и отдавать ее на растерзание справедливому закону. Наверное, он надеялся на чудо.

— Хотя я так и не понял, зачем она заварила эту манную кашу, — сказал Валдаев. — Ведь, убрав мужа, она несет поражение на всех фронтах…

Александр, вернувшийся из краткосрочной поездки в Челябинск и Караганду, цвел и пах, как свежий розовый бутон. Сняв подозрения с Маргариты и уверенно переложив их на Настасью, эгоистичный Валдаев мало сочувствовал другу, наповал убитому несчастьем. Так же как Здоровякин пару дней назад, когда в убийстве обвинялась не Настасья, а Маргарита, мало сочувствовал Валдаеву.

Илья скрипел белым диваном в Сашином бунгало, не находя себе места. Валдаев развалился в кресле, тянул пиво из банки и гладил Пульсатиллу, облюбовавшую его пузо. Персиянка урчала, млела и периодически поднимала на хозяина пронзительно-желтые глаза, чтобы удостовериться во взаимности испытываемых нежных чувств.

— Я понял, Илюша, с Маргаритой мне надо вести себя так же, как и с Пульсатиллой, — поделился Валдаев. — Смотри! Мы ведь не выносили друг друга. А теперь! Она с меня не слазит, пока я дома

Вот что значит колоссальное терпение и мягкое, можно сказать, бархатное упорство'. И Ритка тоже никуда не денется. Приручу. Ой, ну не гляди ты так! Здоровякин смотрел, как подстреленный лев, — ненависть, гордость, разочарование, страх и боль перемешались в его взгляде. Он думал о Настасье.

— Итак, — бодро начал бесчувственный Валдаев, — каким образом Настасья смастерила себе безупречное алиби? А таким. Это настоящий кружок кройки и шитья. Искусство макраме. Композиция «haute couture»…