Экстремальные отношения

– Ты все еще увлечен триатлоном?

Наверняка увлечен.

– Иногда участвую в соревнованиях. Но вообще переключился на экстремальное ориентирование.

– А это что за зверь?

– Триатлон в терминальной стадии. Бег, велосипед, гребля, ориентирование, альпинизм, – объяснил Кейл и насупился, когда она повернулась обслужить посетителя.

Мэдди поймала ревнивый взгляд подружки Кейла и знаком предупредила его об опасности.

– Приятно было снова увидеться, Кейл.

Он перегнулся через стойку:

– Слушай, давай как-нибудь встретимся, поболтаем? Могу вернуться, когда провожу Берни.

Мэдди призадумалась. К чему это приведет? Ну, покажет ему, как распрекрасно без него живется. И пусть кусает локти от того, как много потерял. Неплохо бы утереть ему нос. Хотя, положа руку на сердце, жуть как хочется понять, многого ли лишилась она. Узнать, как сложилась его жизнь, скучал ли он по ней хоть немного. Стоит смирить гордыню, хотя не исключены проблемы.

– Поздновато будет. До полуночи мне не освободиться.

– Ничего страшного. В любом случае сон меня еще не одолеет. Вернусь около полуночи.

Мэдди кивнула, почувствовав прикосновение к руке, повернулась к Джиму, прислонившись к его грузному телу, словно ища поддержки. Много лет он и его компаньон были ее лучшими друзьями. Арендовали и в конечном счете продали ей квартиру в их доме. Образовалась забавная дружеская компания: двое немолодых мужчин, которых держит в ежовых рукавицах своенравная соседка.

– Не хочешь передохнуть? – Джим похлопал ее по руке и стрельнул взглядом в Кейла. – Я заменю тебя.

– Не сверли меня взглядом, Джим. И не заморачивайся. Вообще не парься.

Кейл проводил Берни до дома и вежливо отклонил предложение секса под предлогом чашечки кофе. В тридцать пять он нуждался в интеллектуальном общении, простые плотские утехи уже не прельщали.

Он меньше всего ожидал увидеть за стойкой бара Мэдисон Шоу, повзрослевшую и симпатичную. Оливер бы сильно удивился, узнав о его новой встрече с Мэдди. Кейл по привычке потянулся к мобильнику и поморщился от горечи. Брата нет уже два года, а он все еще думает о нем как о живом. Наверное, никогда и не смирится с утратой.

Ну, хватит. Кейл постарался переключиться на Мэдди. В восемнадцать лет она была настоящая ягодка, с отменным чувством юмора. В отличие от экзальтированных девочек, не скрывавших своей доступности, Мэдди, сдержанная и саркастичная, была как глоток свежего воздуха. Несколько месяцев он полагался на свою интуицию и здравый смысл, отточенный за долгие годы опеки над озорником Оливером, убеждал себя, что сближение с ней, как и с любой другой женщиной, до добра не доведет. С пути истинного его сбили избыток текилы и легкие шортики Мэдди на вечеринке Оливера. Он потерял голову и затащил ее в койку. Следующие восемь недель стали поистине сумасшедшими.

Мэдисон. Пять футов четыре дюйма. Венец творения. Перевернула его жизнь вверх тормашками. Он – Мистер Крутизна – глазом не успел моргнуть, как она лишила его разума и заставила плясать под свою дудку. Привыкшая верховодить подругами, она и из него вила веревки. Он понятия не имел, как с ней сладить, вынырнуть из водоворота. Она хотела его всего. Душу и тело. Однако тогда оправдать все ее ожидания он не мог. Разрывался между работой и учебой, не выпускал из головы Оливера, от которого в любую минуту можно было ждать подвоха. Кроме того, он никогда ни перед кем не обнажал душу.

По сути, он потерял ее еще до того, как она до смерти напугала его своей предполагаемой беременностью. Запаниковал, повел себя не по-мужски. Швырнул в стену пиццу, напился как свинья. Наказание последовало незамедлительно.

Кейл уперся лбом в рулевое колесо. Жгли воспоминания. Когда он немного очухался, она помахала перед его носом справкой об отсутствии беременности. Высказала все, что о нем думает, даже больше. Мягко, но решительно указала на дверь, без особой надежды на прощение.

Хотелось ее наказать, и он не снимал трубку, когда она звонила. Через две недели он решил сменить гнев на милость, снова затащить ее в койку. Однако Мэдди, как и предупреждала, исчезла. Словно в воду канула.

Он был достаточно молод, самонадеян, чтобы долго мучиться. Постарался выкинуть ее из головы, сосредоточился на докторской диссертации, карьере и путешествиях. Одиночество не угнетало, он наслаждался свободой.

Прошло несколько лет. Брат умер, Кейла охватила свинцовая тоска. Разумом он понимал: как ни велико горе, время все лечит. Уход любого человека – невосполнимая потеря, но кончина брата согнула его в дугу, он места себе не находил.

Даже психолог оказался в психологическом тупике. Понимал только, что депрессия когда-то пройдет, а вот чувство вины, горечь и ответственность останутся навсегда.

Впрочем, они сопутствовали ему и при жизни Оливера. Вина от бессилия, которое он чувствовал во время безрассудных чудачеств брата. Горечь оттого, что не смог удержать его от поступков, причинявших боль окружающим. И ответственность.

Оливер был не просто бунтарем и шалопаем, а нередко казался Кейлу ненормальным.

Вина, горечь и ответственность. Бр-р. Жуть.