Экстремист

— А если ещё два раза?

— Хм. Тогда куртку.

— Тоже из крокодила?

— Из барана, кажется.

— Ловлю на слове, капитан.

— Фи, Саша. Ну ты и зануда.

— Друзья привыкли и не нарадуются, — утешил я нового товарища, оставляя того в раздумье, что лучше жевать: аллигатора или барана?

…Наша беспокойная троица загрузилась в джип, теплый, как необитаемый остров. С пальмами. Туда бы сейчас. Но с сухариком. Потому что жрать хотелось. После обеда устрицами с зеркальным винегретом.

— Сухарика нет? Сушки? — поинтересовался я.

— В бардачке, — ответил Никитин.

— И мне, — влез Резо-Хулио. — Могет, в какую ресторашку, да? У меня повар известный Серго. Шашлычок мастерит, смак!

— В «Метрополе»?

— Почему? В «Урожае». А что?

— Уже легче, — перевел дух. — Так я не понял, сушка есть?

— В барадачке, я же сказал, — огрызнулся Никитин, выкручивая рулевую баранку. — Куда, командир?

— Да, прямо, — и открыл склад забытых вещей. Что там только не было: сигареты, подшипники, отвертки, ключи, карта Москвы, гайки, болты, свисток, очки для подводного плавания. Все, между прочим, опрятное и чистое. Был и апельсин. Один на троих. — Это сушка?

— Сушка, но фруктовая, — Хулио выцарапал из моих рук оранжевый мячик. — Делим или как?

— Куда теперь, командир? — нервничал Никитин. — Спрашиваю второй раз.

— А черт его знает куда, — как выматерился.

Был рассеян, это правда. И знал причину своего состояния: сцена в квартире академика показалась мне слишком вычурной.

Мясник[14] настолько был самоуверен и нагл в своих действиях, в безнаказанности своей, что это витало в воздухе. Как трудно передать словами запах апельсина, так трудно передать запах убийства.

Он присутствовал, теряясь в запахе гари, крови, кефирной маски. Разгадать бы природу этого запаха, и тогда есть шанс установить убийцу и мотивы его действий. А при удачном стечении обстоятельств — заказчика.

У апельсина, который, чавкая, пожирает Резо — запах знойного солнца, бесконечных плантаций вдоль морского побережья, марокканских поселений близ жарких барханов…

— Кто ещё будет? — спросил Хулио, оставив скромный оранжевый полумесяц на один зубок.

— Чтоб ты подавился, — хором гаркнули мы с Никитушкой.

— Спасибо, — с достоинством ответил и заглотил дольку. С чувством глубокого удовлетворения. Как народ заглатывает блеску об очередном счастливом завтра.

— А куда это мы? — удивился я, обнаружив, что джип кружится в переулочках.

— В Комитет, — ответил Никитин.

— Я не говорил — туда.

— Он не говорил — туда, — подтвердил Хулио, обаятельный такой, похожий на огромный апельсин — запахом.

— Идите вы!.. — огрызнулся Никитушка. — Не знаю, как вы, а я работаю, как учили: нет конкретной задачи, возвращаюсь на базу.

Подкатив к базе, как выразился наш друг, мы обнаружили «карету скорой помощи». В таких случаях говорят, душа ушла в пятки. Не знаю. У меня она ушла в «Стечкин». Вырвав его, я ринулся защищать вверенное мне Тело.

Хорошо, что на входе дежурили старые кадры, которые успели заорать: «Баба Маня! Баба Маня!», вместо того, чтобы пристрелить нападающую сторону.

— Баба Маня? — я перешел на шаг, делая вид, что пушка имени Стечкина мне понадобился для внеплановой проверки боевой готовности секьюрити. Марья Петровна, что ли? Что с ней?

Выяснилось, старушка, пересчитав вместе с диверсантом Куралевым выданную ей премию, наконец поняла, что этой суммы ей хватит для приобретения трех буренок, пяток поросят, десяток курочек и петушка, и от этого понятия занемогла — давление, шумы по всему организму. Гипертонический криз.

Я ахнул — ну вот, хотел как лучше, а получилось как всегда. Черт знает что! Нельзя перекармливать голодающего семьдесят лет. С ним может случиться неприятность. Если смерть, можно назвать неприятностью.

К счастью, бабулька от лекарственной дури взбодрилась и заявила, что уезжает на Барбароссы. Отдыхать под барбарисами. Для райского своего ублажения. Шучу. После такого нервного потрясения.

Прийдя в себя, я затребовал всю группу. Для срочной вводной. Итак, мы имели две ниточки — представителей Рост-банка и тех, кто принадлежал якобы к военизированной организации Союза офицеров «Красная стрела». Их надо найти, сказал я товарищам, живыми или мертвыми.

— А что дальше? — поинтересовался Арсенчик, самый любопытный. От рождения.

— В каком смысле? — не понял я, самый тупой. И тоже от рождения.

— Ну, когда мы их… того… обнаружим?

Группа было привычно захихикала, но я заметил: вопрос по существу. Почаще бы такие вопросы задавалось, поменьше бы трупов на наших улицах валялось, прошу прощения за рифму.

Так вот — не стрелять, не догонять, не бить по голове и другим частям тела, а доложить. До-ло-жи-ть! Мне. И никакой художественной самодеятельности. Особенно это касается Куралева. Если привезет жмурика в багажнике, уволю без выходного пособия. Диверсант перед лицом группы поклялся, что тогда привезет двух жмуриков. Чтобы у меня был выбор.

На этой веселой нотке совещание закончилось. Первая троица (Резо-Арсенчик-Куралев) отправилась торпедировать банковские стены, а вторая (Никитин и братья Суриковы) — на поиски неуловимых отставников ГРУ.