Экстремист

Кружились в миражной дымке летние сельхоз, простите, угодия. Я пытался подвести итог, да гармоническая картинка из калейдоскопических событий последних дней не складывалась. Точно не хватало одного мелкого сланца без которого никуда.

— Эй, братцы, а мне худо, — вдруг выступил с заявлением Резо-Хулио. Революция в пузе, да?

— И у меня, — прислушался к себе Никитин.

— Что такое? — насторожился я.

— Ну революция же.

— Путч, — хекнул я. — Вот что значит жрать немытые яблоки. И падут бойцы от поноса, как сказано в Библии.

Ёрничанье мое было оставлено без внимания. Хулио нервно взвизгнул: Никитин, тормози, а то я за себя не отвечаю. Водитель с готовностью выполнил просьбу товарища. И два любителя дармовой фрукты сгинули в кювете с чахлой и пыльной растительностью.

Хороши, что говорить. Халява всегда выходит через одно место, которым большинство из нас думает. И результат налицо: два бойца в кювете, как в окопе, небоеспособны. Их голые зады можно использовать в качестве удобных мишеней. М-да. Славно, что я на посту и защищаю друзей с тыла.

— Эй, Алекс, — из пыльной расщелины раздался прочувственный голос Хулио. — Будь добр… это самое…

— Чего вам?

— Ну это самое… газетку бы.

— Почитать?

— Прекрати издеваться, еть! — залп из кюветного окопа.

— Поищите крапиву. Или репейник, — посоветовал я. — Жаль, что мы не в Мексике, где много кактусов, — и проговаривая, я скорее машинально похлопал себя по кармашкам рубахи. И почувствовал… бумагу?.. Что за черт?.. Ах, это фото Маслова, уже благополучно почившего. Фото, где он целится из ружьишко в невидимую для меня цель. Про фотку я совсем забыл. Ох, голова дырявый мешок. С этой мыслью я открыл бардачок — там оказалась молодежно-газетная сплетница, удобная для подобных аварийных случаев. Скомкав её, заслал бумажный мяч страждущим. Они поймали его и принялись читать криминальные новости. Вслух. А я сел на теплую подножку джипа и заново выудил фото из кармашка.

Когда человек жив, то в изображение его на глянце нет загадки. А вот в случае его смерти…

Дальнейшее трудно объяснить словами. Наверное, Боженька решил мне помочь. За мои муки и страдания.

Солнечный зайчик прыгнул на глянец — и словно пелена ниспала с моих глаз.

Я увидел как держит Ижовку охотник. На фотографии.

И я «увидел» как он лежит в кустах шиповника с развороченным брюхом.

И все понял! И заорал благим матом. На весь прожаренный солнцем тракт Москва-Тверь. С его запыленными кюветами.

— Сланец! — драл я глотку. — Сланец, блядь! Вот он сланец! — И принялся скакать по обочине в радостном исступлении, зажимая фото над головой. — Сланец! Вот он, родной!

Не знаю, что подумали мои друзья, однако из кювета вылетели, будто из катапульты. С голыми жопами. Но с кусками газеты в зубах.

Поступили опрометчиво — мимо проходил мощный автобус «Мерседес» с мелкими туристами из страны Восходящего солнца, которые тут же защелкали кинофотоаппаратурой. На долгую память. О евроазатских варварах.

Поучаствовав в эксклюзивной рекламе их джипа и русского поля, наша троица принялись выяснять отношения. Друг с другом. Кто виноват? И что делать? И кто будет платить нам за участие в рекламном ролике? Матерились так, что движение на магистрали частично прекратилось. В конце концов решили: нас будет трудно узнать на кинофотопленке. По понятным причинам. Особенно меня, искаженного от ора.

— Чего это с тобой, Алекс? — поинтересовались товарищи, когда мы продолжили путь. — Не захворал ли ты часом? От общего переутомления.

— А ну, пинкертоны, — сказал я. — Что на фотке не так?

Никитин покосился на глянцевый квадрат, а Хулио заявил, что гражданин Маслов огорчает дичь или лося.

— А если серьезно? — я готов был торжествовать.

— Так, — глубокомысленно проговорил Резо. — А чего он так целится? С корявинкой?

— Левша, — ответил Никитин. — У нас прапорщик был Уменко, козел. Ох, стрелок, мама ваша. Бац-бац — и мимо! Левшак, такой же.

— Санчо, ты чего такой бледный сделался? — заволновался Резо-Хулио. Брюхо, да?

— Нет, — скрипнул я. — Чуть выше. Где вы раньше были, вашу мать!

— Ты про что? — удивились. — В кювете были, а что?

— Тьфу! — плюнул в сердцах.

— А чего ты орал-то? — не понимали. — Когда мы в кювете были?

— Хватит про кювет, — рявкнул я.

Мои товарищи переглянулись и сделали вид, что любуются встречным пейзажем. Я помолчал, приходя в себя, а потом-таки объяснил причину своего радостного шабаша. На обочине жизни.

Кто-то предпринимает попытку убедить нас, что спецназовец Маслов есть главный организатор всех разборок. И все бы ничего, можно было и поверить, да вот промашка вышла с руками ухайдоканного. Левша-правша — это настолько на поверхности, что обратить внимание, находясь в экстремальных условиях, невозможно. Режиссер постановки торопился и не придал значению такой мелочи.