Экстремист

План действия был прост, как милицейский протокол задержания. Арсенчик кустами приближается к фонтану, поближе к Кащею Бессмертному, чтобы его сцапать в минуту общего шмона. Я страхую товарища со «Стечкиным»: вдруг у мальцов вместо шприцев какой-нибудь трофейный сучок. А Никитушка разъезжает на джипе и свистит в свисток, как генерал милиции на вещевом рынке им. В.И.Ленина.

— Арсенчик, не перепутай и не придуши. Навсегда, — предупредил я десантника. — Кости мне нужны живые.

— Пон`ял, — без энтузиазма ответил подчиненный. Разве это настоящая работа: ловить суповой набор костей.

Я крепок задним умом, это тоже факт моей биографии. И с этим ничего не поделаешь. Поначалу все катилось по задуманному лекало. Джип по-ментовски нагло закатился в скверик и оттуда вырвалась веселая соловьиная трель.

— Мусора! — взвизгнула нервная молодежь и, ломая иглы и каблуки модных ЧТЗ,[6] ринулась в спасительные кусты. И впереди всех — Кащей. Он вспомнил, что обещал маме вынести помойное ведро перед сном. К сожалению, мама и ведро не дождались его. Молодой человек споткнулся. О ногу десантника. И дал дуба на время. Пришлось Арсенчику на себе тащить притемненного симулянта в авто.

Когда поехали кататься, выяснилось, что Кащей подозрительно нежизнеспособен. Его юное личико было спокойным, как у солдатика, бесславно павшего на пылающей окраине распадающейся империи.

Я выматерился — Арсенчик, тебе по баням баб завивать щипцами или коновалом трудиться. Что, впрочем, одно и то же.

— Так я это… Как учили. Ну маленько не рассчитал, кажись?

— Кажись-кажись, — нервничал я, ища нитку пульса на костлявом запястье. — Никитушка, нашатырь бы?

— Нашатырь? Был, кажись, — и снова заправил свою руку в бездонно-сказочный бардачок.

Я взвыл: ещё одно это холерное словцо «кажись» и я не отвечаю за себя. Черт знает что! Нам бабами лодырничать, а не молодежь перевоспитывать, кажись.

— Пожалуйста, наставник молодежи, — был любезен Никитин, как патологоанатом при вскрытии.

Нашатырь очень эффективен; его едрено-забористый запашок мертвого поднимет с оцинкованного стола морга. Кащей оказался бессмертным. Взбодрился от елея, шкифы приоткрыл, а тут его встречают доброжелательными улыбками и здравницами. Как астронавта, вернувшегося с Юпитера: здравствуй-здравствуй, хрен мордастый.

Приятно. Должно быть. Всякому от такой встречи. Но у нас молодежь известно какая. Впечатлительная и легковозбудимая. Не успел я порадоваться возвращению морфиниста, как он отщелкнул хавло и попытался кусаться. И чему учит родная школа? К тому же ещё загремел костями:

— Пустите, менты-суки! Права не имеете!

Я снова обрадовался: ба! знакомый до боли голосок, требующий авоську чужих денег. Значит, мы на верном, как курс реформ, пути. Прекрасно-прекрасно.

— Кусается, блядь такая молодая, — заметил Арсенчик, которому достался один из ядовитых цапов в палец.

Пришлось забить фонарик производства Китай, случайно подвернувшийся под руку, в ротовую полость юноши. Отчего он стал походить на чудного, из доброй сказки, Кащея Бессмертного с лампочкой Ильича.

Мы ему объяснили, современнику нашему, конечно, что во-первых, к его огорчению, мы не менты, а во-вторых, по его же требованию, навесим ему миллион пиндюлин. Если будет нам бурить, то бишь врать.

Я не папа римский, но готов принять индульгенцию. А вместо требника пусть будет «Стечкин». Перед его всевидящим оком грешники каются мгновенно, очищая душу для новых грехов.

По выпученным в глазницах новогодним шарам, в коих отражался праздник жизни, я догадался, что Кащей не считает себя бессмертным и готов признаться во всех пакостях, сотворенных им за короткий срок своего костлявого бытия.

Я освободил лампочку Ильича из плена и начал задавать конкретные вопросы. Кто, как, зачем и почему? Бывшему члену ВЛКСМ. Тот отвечал как перед лицом своих товарищей. И даже светился от искреннего желания быть полезным обществу.

Телефонную шуточку и бомбочку с мылом заказал бригадир района некто Сильва, крутой mаn. Трепали, что зимовал в зоне за разбой, а сейчас в коммерции — держит «крышу» над всем районом. Сказал, что надо застращать шарашкину конторку. Бомбочку замастырил один из местных — Петюня такой; а занес её просто — разгружался каблучок-москвичок у черного хода с продуктами для буфета: курами там, сгущенкой, две банки даже утырил на обратной дороге… (При этих правдивых словах я вспомнил Бибикова и всю его родню до седьмого колена.) Ну потом звонок по телефону… и все!.. И за такую работенку сто баксов в шкары-брюки.

— А если бы бомба настоящая? — умер во мне красный воспитатель Макаренко.

— Нет, — лязгнул зубами юниор, любитель сгущенки. — Мыло, я ж глянул.

— Ну хорошо, — вздохнул я. Хотя ничего хорошего пока не наблюдалось. В ближайшую пятилетку. Странная затейливая история. Для моих мозгов. Чувствую, разматывать нам клубочек долго. Подозрительно легко мы идем по ниточке, как прекрасный Пирсей по нитке Ариадны.