Экстремист

А почему бы нам тоже не встретить незабвенную супругу Кларису Иннокентьевну? Скажи, кто твоя супруга, и я буду знать, сколько ты ухапал денежной массы у народа.

Потом, когда предрассветная муть выползла на улице, диверсант Куралев и десантник Арсенчик выдали информацию по своим подопечным — номера автомобилей и место проживание. Хакер занес данные в компьютерную сеть, и через минуту мы уже знали гостей господина Моргулица — гостей, представляющих интересы Рост-банка.

Затем появился Никитин, катающийся по спящему городу с братьями Суриковыми. К удивлению, никаких происшествий не случилось. Все мирно разъехались по домам. Живыми и здоровыми. А я так надеялся на профессионализм моего подрывника. Шучу.

И слава Вседержителю, что ничего не произошло. Не наступил ещё наш час «Ч». Не наступил. Но наступит. В чем я уверен.

Под Союзом офицеров «Красная стрела» скрывались бывшие сотрудники ГРУ, курирующие в прошлые добрые времена НПО «Метеор». Ныне в условиях приближенных к боевым они взвалили на свои плечи, как Атланты, разваливающиеся строение научно-производственного объединения.

Какая-то странная закономерность наблюдается: где ГРУ там и мы, где мы — там они. Не расширить ли нам фронт действий? Для общего удобства.

Затем мы провели короткое производственное совещание. Как встречать госпожу Моргулиц. На Белорусском вокзале. Я потребовал от группы, чтобы она растворилась в толпе, как кофе в молоке. И предупредил, что бить морды пассажирам поезда Париж-Москва сразу не надо, равно как и стрелять. Арсенчика же из авто не выпускать — он малорастворим в народных массах.

— А может я заместо него, — выступил Резо. — Я такой маленький.

— Шнобель большой, — заметил я. — Надеюсь, всем понятно о каком шнобеле речь? А вдруг Клариса запрыгнет на него, что тогда?

Ну и так далее. За шутками мы не заметили, как русла проспектов и улиц заполнись автомобильными потоками, напоминающими сель, мчащийся с угрожающей скоростью. Спасайся, кто может!

Вечное светило скакало по стеклам авто, витринам, окнам многоэтажек. Элитная зона, прячась под их тенью, казалась необитаемым островом. Но скоро первые признаки жизни проявились и здесь. Лакейские людишки начали свою малопродуктивную деятельность: выносили мусорные баки, разгружали продукты, прогревали моторы машин.

Гражданин Моргулиц пробудился в дурном расположении духа. Матерился, точно депутат в битве за кремлевские общепитовские сосиски. Все было не мило — ни многообещающий солнечный денек, ни плотный завтрак с коньячком, ни обхождение обслуги, ни радость встречи с любимой супругой. А все эти ночные посиделки, от которых не спасал даже иммунитет.

Наконец Мирон Миронович предстал на пороге дома своего и пред нашими взорами.

Да. Калоритен. Трудно ему было носить с собой сто пятьдесят килограмм добра. Щеки висели на плечах. Глаза прятались под солнцезащитными очками. На один сантиметр планеты и столько депутатского говна. Теперь понятно, почему у нас реформы буксуют и три четверти граждан давятся вечерами промороженными аризонскими куриными тушками.

Подбросив монетку и не поймав её, Целкач, выматерился и грозной тучкой поплыл к авто. Я успел рассмотреть прикид депутата: длинный кожаный плащ «Bos Bison», черные джинсы «Calvin Klein», темный свитерок «Versace Sport», черная рубаха «Nogaret» и черные шузы «Cesare Paciotti».

Ничего родного, вот беда. А кто будет поддерживать фабрику «Красная белошвейка»? Безобразие и отсутствие патриотического отношения к отечественному производителю.

Фраер с монетой, и весь в черном. Понимаю, встретить ненаглядную половину — все равно, что похороны по себе, любимому.

… Белорусский вокзал встретил нас привычной сутолокой, продажей биг-догов имени Б.К., и пончиков имени Моники Л., пряными запахами из сортира, азартными носильщиками и радиоголосом, сообщающим об убытии скорых поездов в ультрамариновую даль родины.

Наша группа окружила тотальным вниманием господина Моргулица и двух его телохранителей, похожих комплекциями на хозяина. Этакие три толстяка, от коих полуголодный народец на перроне шарахался, как от чумы. Ведь последнее отберут, жировые тресты, даже худую отечественную куру.