Экстренное погружение

– Она остановилась, – подтвердил и командир БЧ-4. Его голос с едва заметным кавказским акцентом чуть дрогнул.

Никто не произнес ни единого слова. С изуродованных рук Тяжкороба продолжала капать кровь.

Дроздову показалось, что на лбу у Грубозабойщикова выступила испарина, но он мог и ошибиться.

Палуба у них под ногами все так же содрогалась. Могучие механизмы изо всех сил старались вырвать «Гепард» из смертельной бездны. Дроздов уже не видел шкалы глубиномера, командир БЧ-4 наклонился над нею так низко, что почти закрыл ее от него своим телом.

Прошло две минуты, показавшихся им долгими, как високосный год, сто двадцать бесконечных секунд, в продолжении которых они ждали, когда море вот-вот прорвется в корпус лодки и поглотит всех их навсегда. Затем командир БЧ-4 произнес:

– Десять метров… Вверх…

– Ты уверен? – переспросил Грубозабойщиков.

– Мамой клянусь! – радостно выкрикнул офицер с кавказским акцентом.

– Подожди, когда выкарабкаемся, – осторожно заметил Грубозабойщиков. – Еще бы сотню метров – и тогда у нас появится шанс. По крайней мере, пятьдесят на пятьдесят…

– Подъем продолжается, – перебил его офицер. – Глубина уменьшается. Скорость подъема растет.

Подойдя к пульту глубины, Грубозабойщиков стал наблюдать за медленным перемещением стрелки глубиномера.

– Сколько пресной воды осталось?

– Двадцать процентов.

– Прекратить продувку цистерн с пресной водой. Машинам – средний ход назад.

Рев сжатого воздуха почти стих, палуба тоже почти перестала дрожать под ногами.

– Скорость подъема без изменений, – сообщил командир поста погружения и всплытия. – Тридцать метров вверх.

– Отставить продувку цистерн с топливом.

Рев сжатого воздуха стих окончательно.

– Все машины – малый назад.

– Глубина уменьшается.

Грубозабойщиков достал из кармана шелковый платок и вытер лицо и шею.

– Я тут малость разнервничался, – произнес он, ни к кому конкретно не обращаясь. – Никто случайно не заметил?

Он взял микрофон, его голос разнесся по всему кораблю.

– Говорит командир. Все в порядке, мы начали подниматься. Можете расслабиться и получить удовольствие. Но для любознательных сообщу: мы и сейчас еще на сто метров глубже предельной глубины. Всем постам! – он внезапно стал серьезным. – Доложить о повреждениях!

Захрипел микрофон, принимая доклады из отсеков.

– Первый отсек – повреждений нет… реактор – повреждений нет… трюмный отсек – повреждений нет…

– Пронесло? – улыбнулся Тяжкороб, подмигнув Дроздову.

И в этот момент микрофон захрипел снова.

– Пробоина во втором отсеке. Поврежден главный впускной клапан.

– Течь? – Грубозабойщиков наклонился к микрофону.

– Пока небольшая.

Командир обвел глазами помещение. Люди застыли на своих постах. Грубозабойщиков повернулся к старпому.

– Володя, тебе идти.

– Где наша не пропадала! – Тяжкороб бросился в коридор.

– Продуть носовые цистерны, – приказал командир. – Володь, что с течью? – спросил он через минуту в микрофон.

– Заводим пластырь…

– Помощь нужна?

– Пластолит кончается…

– Быстро НЗ-пластырь на нос, – распорядился Грубозабойщиков.

Тут же двое или трое из рубки бросились выполнять приказание.

Глубиномер показывал триста десять метров – все еще больше предельной глубины. Корпусные переборки угрожающе скрежетали. Лодка скрипела, как старый парусник под напором ветра. Рулевой, вобрав голову в плечи, не отводил взгляда от приборов. Тяжкороб, отодвинув его плечом, сам стал к штурвалу. Он до боли в пальцах стиснул здоровой рукой штурвал, почувствовав выступивший на лбу пот.

Через пять минут, показавшихся вечностью, микрофон донес хриплый голос вахтенного.

– Кажись, все… Включаю насосы.

Послышался шипящий звук стравливаемого воздуха. Лодка, задрав нос кверху, стала постепенно выравниваться.

У командира отлегло от сердца.

– Плавно и медленно на перископную глубину, – сказал он, передавая штурвал рулевому. – Следите за ускорением.

Дроздов чувствовал себя так, словно его только что пропустили через мясорубку.

– Кто угостит сигареткой? – произнес Тяжкороб, появляясь на центральном. Повернувшись к Дроздову, он пояснил: – Никогда в жизни не курил, теперь закурю.

– После такого можно и запить, – сказал Грубозабойщиков. – И пить без перерыва всю оставшуюся жизнь… Но лучше напоить тех, кто построил этот корабль… Водки всем, – приказал он вахтенному.

– По такому случаю можно и коньячка, – осторожно заметил старпом.

– Тебе, может, и коньячка, а мне водки, – командир внезапно умолк, потом резко спросил: – Что у тебя, Володь, с рукой?

Тяжкороб поднял левую руку и удивленно посмотрел на нее.

– Видно, об эту проклятую дверь в торпедном отсеке… Вон там аптечка. Андрей Викторович, не забинтуете?

Внезапно он отдернул руку.

– Вот черт! – виновато произнес он. – Совсем забыл. Хрен с ней, с рукой. Артур! Как он там? Его же здорово стукнуло!

Дроздов снова взял его руку.

– Спешить незачем. Артуру теперь все равно.

– Черт возьми! – У Тяжкороба на лице возникло выражение потрясенности от того, что он слышит. – Когда он придет в себя?..

– Он больше не придет в себя, – сказал Дроздов. – Он мертв. Размозжило затылок.