Экстренный розыскъ

– Митрич на полдня вернулся пожитки собрать, и сразу назад едет. Говорит, прошляпишь – враз другого найдут. Свято место пусто не бывает, тем паче, если за него и платят хорошо, – ответил Тихон и неожиданно для себя добавил: – А там и учиться пойду.

Мать сразу успокоилась:

– Учиться – это хорошо. Даст Бог, в люди выйдешь. Сейчас в дорогу соберу.

Через час все было готово. Он взял холщовый мешок с едой и одеждой, в который тайком от матери положил кистень. Обнял ее напоследок, вышел во двор, потрепал по холке дворового пса и огородами направился к Митричу. Через пару часов, когда станица затихла, они вышли за околицу и по пыльной дороге зашагали к Екатеринодару.

***

Пристав и следователь сидели на открытой веранде и пили чай с баранками и вишневым вареньем.

– На бутылке отпечатков Дарьи не обнаружено, но есть отпечатки, пригодные для идентификации, – сказал Викентий Леонтьевич, окуная баранку в чашку.– Теперь, Лавр, осталась самая малость – узнать, кому они принадлежат.

– Вчера, когда хоронили Дарью, меня смутил… или насторожил… даже не знаю, как сказать, один момент, – произнес Лавр Павлович и подробно рассказал о крови на полотенце. – Его отец сразу же, не стушевавшись, рассказал, как Тихон поранил руку. Понимаешь, Викентий, я его знаю давно, он пользуется авторитетом в станице, да и Тихон не в чем дурном замечен не был. Я не могу объяснить, но у меня остался очень нехороший осадок.

– Это называется: интуиция, – засмеялся Викентий Леонтьевич и вдруг оборвал смех. – Ты помнишь, что сказал Ромуальдыч? Хозяин ладошки высокий и крупный мужчина. Тихон вполне подходит под эту категорию.

– Поехали, – Лавр резко встал.

– Секунду, – ответил Викентий. Он зашел в комнату и сразу же вышел, укладывая во внутренний карман пиджака револьвер.

– Это еще зачем? –удивился Лавр. – Я сам его скручу, никуда, стервец, не денется!

– Если это действительно Тихон, то он очень опасен, понимаешь? Вспомни, какую рану нанесли Дарье. А вдруг он был с отцом? Тот тоже крепкий мужик.

Через двадцать минут они на бричке подъехали ко двору кузнеца, который на наковальне направлял косу.

– Бог в помощь, Иван Кузьмич ,– поздоровался Викентий Леонтьевич.

– Боги казали, чтоб вы помогали, – добродушно ответил кузнец. – Чем обязан?

– Тихон дома? Увидеть его надо, – сказал Лавр Павлович.

– Он в город уехал работать. Надоела станица, городским решил стать. Митрич его хорошим заработком сманил.

– И когда он уехал? – поиграв желваками и еле сдерживаясь, чтоб не выматериться, спросил пристав.

– В ночь и поехал, жинка его в дорогу собирала, пока я в кабаке с мужиками сидел. Когда вернулся, его и уже след простыл, – спокойно ответил Иван Кузьмич.

– Ну, нет, так нет, – спокойно сказал Викентий Леонтьевич.– До свидания. Если вдруг приедет, пусть заглянет ко мне,– он слегка стегнул коня, и они выехали со двора.

– Неужели ты думаешь, что он сам к тебе явится? – кипя от злости, спросил Лавр.

– А неужели ты думаешь, что он вернется? Они с Митричем подались в бега, их надо срочно направлять розыскной циркуляр, – столь же спокойно ответил следователь.

– Надо было отца прижать. Ловко он мне про руку сбрехал.

– А он не сбрехал. Тихон и в самом деле мог поранить руку на работе, а у Дарьи от резкого движения травмировать ее вновь. Ведь когда он пришел на кладбище, кровь у него не текла? Так ведь?

– Да, действительно, – сдавлено произнес Лавр.

***

После двух часов хода беглецы притомились, присели на обочину и закурили.

– В кулак дыми. В темноте цигарку за версту видать, – сказал Митрич и, после нескольких затяжек, добавил: – В Екатеринодар надо идти, только туда нам дорога. И на первое время приютят, и в дело войти помогут, а нет, так сами что-нибудь сварганим.

– Ничего… сейчас поедим, заночуем, а поутру двинемся,– проговорил Тихон, доставая нехитрую снедь.

– Днем нельзя, по ночи надо идти, становой у тебя уже побывал, и, наверное, уже депешу отбил.

– Какую депешу?

– Чтоб искали нас. Как придет такая депеша, циркуляр называется, ее всем филерам и городовым прочтут, а там все про тебя сказано, кто ты есть и как выглядишь. Глаза у тебя какие, волосы, рост какой, а если еще и фотопортрет твоя мать даст, то им это совсем в радость, как кость для пса.

– А про тебя тоже сказано? –Озадаченно спросил Тихон.

– И про меня тоже…Лавр, сволочь, конечно, первостатейная, но не дурак. Он меня к тебе привязал… верно тебе говорю… с чего вдруг мы вдвоем, на ночь глядя, в город умотали?

Минут десять они ели молча, затем Митрич задумчиво произнес:

– С дороги будем в сторону забирать, Завтра жандармские разъезды по всему тракту встанут. Никак не пройдем. Харчей и денег у нас нема, а в хутора нам путь заказан. Сейчас дождемся фраера, и Бог даст, разживемся. –И, глянув исподлобья, спросил:– Припас36 не забыл?

Тихон простодушно ответил, кивнув на импровизированный стол:

– Так вот же он!

– То не припас, а хавка, кистень, говорю, не забыл?

– Н-нет…, а ч-что? –Заикаясь, спросил Тихон.