Экстрим на сером волке

Те, кто хорошо знаком со мной, знают, что в достатке мы живем не так уж давно. Большая половина моей жизни прошла если не в бедности, то в крайне стесненных материальных обстоятельствах. Завести собственную дачу мне было не по карману, но на руках имелся Аркашка. Оставлять мальчика на лето в душной Москве не хотелось, я пыталась несколько раз отправить его за город сначала с детским садом, а потом в пионерский лагерь, но Кеша начинал писать письма с ужасающими ошибками. «Зобири меня атсуда, умаляюю!» Сами понимаете, что, получив подобное послание, я рысью неслась к мальчику и привозила его в город. Впрочем, двух раз хватило, потом я стала снимать дачу, вернее, сарай, курятник, свинарник, будку… Что удавалось найти за маленькие деньги. Воды, газа, а порой и электричества в халупах не имелось, жизнь на даче напоминала игру в рулетку. Если летом стояла хорошая погода, считай, ты сорвал банк. Ребенок весь день носился по участку. Если зарядил дождь — пиши пропало. Мальчик изведется от скуки в крошечном пространстве, помыть его негде, телевизора нет. А еще в грозу в Подмосковье массово отключают свет. Иногда в такие моменты мне казалось, что свежий воздух не такое уж и большое счастье, слишком много нервов потрачено на то, чтобы дышать кислородом. Да еще хозяева попадались разные. Большинство из них не слишком заботились о чистоте, мытье рук они считали глупой затеей и удивлялись, глядя, как я, кряхтя от напряжения, таскаю полные ведра в летний душ. К бытовым заботам добавлялась еще одна: следовало приглядывать за тем, чтобы добрая бабушка не сунула Кеше только что вытащенную из земли грязную морковку или не угостила его недозрелым крыжовником.

В общем, я насмотрелась на разные дома. Но такой грязи, как у Тани, не встречала нигде. Даже у полуслепой, глухой, передвигавшейся с помощью двух палок бабы Нюры было чище, на окнах у старухи колыхались белые занавески, а у Тани их прикрывают пожелтевшие, местами рваные газеты.

— Надо чего? — весьма нелюбезно поинтересовалась баба, ложась на кровать.

Таня была облачена в тот самый застиранный ситцевый халат, в котором она приходила в магазин. А еще она лежала на койке в тапках, серых от пыли.

— Здравствуйте! — бодро воскликнула я.

— И че? — хмуро спросила Таня. — За фигом приперлась?

— Вам привет от Зелимхана, — я сразу решила хватать быка за рога.

— Это кто ж такой? — совершенно искренне воскликнула Татьяна.

— Зелимхан Адашев, неужто забыли?

— И не знала его никогда, — зевнула Таня.

— Разве? Вспомните, он Фиме деньги присылает!

За Анжелику!

В глазах Татьяны мелькнул страх.

— Чего? — растерянно протянула она. — Фима давно в городе живет! Замуж хорошо вышла.

— А я слышала, что она в домработницах служит!

Глаза Тани, маленькие, рано выцветшие, забегали из стороны в сторону.

— Ну.., да.., сначала она работала, а потом хозяин на ей женился!

— Повезло вашей сестре, — улыбнулась я.

— Ага.

— С таким количеством детей трудно личную жизнь устроить!

— У ей нет никого!

— Что вы говорите! Надо же! А Зелимхан говорил, будто у Фимы мал мала меньше по лавкам сидят, то ли шестеро, то ли семеро!

— Чегой ты мне этим ханом в нос тычешь, — рассердилась Таня. — Слыхом про такое имя не слыхивала! В Грызове одни русские живут!

— Так Адашев из «Нивы», из коттеджного поселка.

Неужели не знаете? Это в двух шагах от вас. Грызовские там работают.

Таня встала.

— Ступай себе.

— Дело у меня к вам.

— С посторонними не подписываюсь!

— Я деньги привезла.

Хозяйка замерла. Я обрадовалась, полезла в кошелек и увидала.., пустое отделение и золотую карточку.

Я забыла заехать в банкомат.

— Какие такие деньги? — ожила Таня. — Я ничего не жду.

— Понимаете, — затараторила я, — Зелимхан решил вам лично теперь сумму переводить, через меня.

Сейчас привезу. Сколько вам Фима дает? Он забыл!

Внезапно Таня схватила изогнутую железку и двинулась в мою сторону. Лицо хозяйки стало таким свирепым, что я мигом вылетела за дверь и понеслась к припаркованному у магазина «Пежо». Впрочем, я ожидала от Тани подобной реакции и не очень огорчилась.

Словоохотливая Зина на прощанье мне сообщила:

— Завтра Танька в город подастся! На автобусе до станции попрет, а потом в Москву. На рейсовый всегда садится, он отсюда в девять десять утра отходит. Хитрая зараза, на том, что в семь тринадцать идет, не ездит.

В ем народу полно, на службу чапают.

Значит, завтра в девять утра я притаюсь на платформе за кассами, дождусь прихода автобуса, потом сяду в один вагон с Татьяной и прослежу за ушлой бабой! Отчего-то я твердо уверена: старшая дочь Фимы, бедная Анжелика, и есть тот ребенок, которого Соня сбила на шоссе. Адашевой казалось, что о случившемся знали только она и отец. Но, как правило, человек, считающий, будто ему удалось сохранить в тайне не слишком приятное событие, глубоко ошибается. Очень часто за ним, роющим могилу и прячущим туда труп, подглядывают чужие глаза. Наверное, Фима, согласившаяся за деньги молчать о смерти дочери, решила отомстить Соне и стала пугать несчастную.

* * *