Экстрим на сером волке

— Полно, — замахала руками Люся. — Ща перечислю. Ну для начала всякие колечки с сережками. Их у Софьи Зелимхановны море: и свои, и от мамы с сестрой оставшиеся. Затем посуда. Несколько сервизов по спецзаказу, один антикварный, его даже трогать не разрешали, в буфете стоит. Картины в комнатах настоящие, столового серебра прорва. Есть два сейфа. В кабинете Зелимхана Хасановича большой, он сейчас пустой, второй у хозяйки в спальне. В нем документы, драгоценности и пятнадцать тысяч долларов, я их в день похорон пересчитала. Еще на тумбочке у Софьи Зелимхановны стоит лампа, нога у нее в виде полочки с книгами сделана, такая прикольная штучка. Если на подставку нажать, томики разъедутся, внутри ящик, в нем денежки на хозяйство схованы. Немного, рублями.

Уж зачем она их там прятала, понятия не имею. В тумбочке бумажка приклеена с кодом и ключ валяется.

Лучше унести все добро, неладно его в доме оставлять!

Я посмотрела в наивное розовощекое личико Люси и твердо поняла: деньги украла не она. В противном случае девушка никогда бы не стала рассказывать о больших суммах, хранящихся в разных местах. Воровка бы заявила:

— Какие тысячи? Ничего не знаю! Мое дело убрать помещение, а чего там у хозяйки есть, понятия не имею.

А Люся словоохотливо сообщила мне о купюрах.

Хлопнула дверь, в кафе появилась новая посетительница, женщина лет сорока с яркой зеленой сумкой, она прошла мимо нашего столика. За дамой шлейфом тянулся аромат духов.

— Ой, — вздохнула Люся, пальцем подбирая с тарелочки крошки, — ландыши. Где ж она эти цветы взяла в такую пору? Хотя сейчас любые купить можно.

Дама села в противоположном конце зальчика, оставленный ею аромат стал еле ощутимым.

— Это духи, — ответила я, — одна французская фирма выбросила недавно на рынок новинку: парфюм с естественными запахами. Есть аромат свежескошенной травы, грейпфрута, мяты, лимона. Хотя новое — это хорошо забытое старое. В свое время москвички обожали духи «Белый ландыш». Не слышали про такие?

— Неа, — улыбнулась Люся. — Мне раньше Софья Зелимхановна чем подушиться отдавала. Подарят ей флакончик, он не по вкусу ей придется и мне достанется. Но «Ландыша» никогда не было.

Я вытащила из сумочки пудреницу. Нет, доллары утащила не Люся. В холле дома Сони ощущался сильный запах ландышей. Я-то наивно решила, что где-то в вазочке стоял букет милых цветов, но, очевидно, через прихожую тогда прошла женщина, с ног до головы облитая дорогим парфюмом. Люсе такой не по карману.

Потом, я очень хорошо знаю: французские духи стойки, пользуешься ими утром, до вечера запах не исчезнет. Люся бы сейчас благоухала ландышами. Следовательно, это точно была не она… Но кто?

— Вы не сомневайтесь, — внезапно воскликнула Люся, — я все умею: и стирать, и убирать, и гладить, вот только готовлю плохо.

Я вынула кошелек, поманила официантку и сказала:

— Люся, мне необходимо поговорить с вашей мамой.

— Зачем? — удивилась собеседница.

— Хозяйка велела узнать о вас все. Где живете, какая семья.

— Ага, ясно. Ладно. Только дом наш в Грызове…

— Знаю, где находится эта деревня, поехали, — велела я.

* * *

Всю дорогу до деревни Люся повторяла: "

— Вы не бойтесь, мамочка не заразная, просто вид у нее такой, из-за болезни.

Я кивала, в голове крутились разные мысли. В частности, каким образом построить разговор с незнакомой женщиной, чтобы та прониклась ко мне доверием и откровенно ответила на мои вопросы.

— Так не пугайтесь, — в сотый раз повторила Люся распахивая дверь в дом, — инфекции нет.

— Не волнуйся, — успокоила я Люсю, — я не принадлежу к категории людей, убегающих прочь при виде прыщей.

— У мамы нет прыщей! — воскликнула Люся и провела меня в большую комнату.

Я невольно вздрогнула. На кровати лежало худенькое, почти незаметное в одеялах создание. Крохотное личико обтянуто кожей, глаза провалились. Два окна открыты настежь, но мой слишком чувствительный нос уловил тяжелый запах, который всегда появляется в помещении, где лежит тяжелый больной. Из-под пледов тянулись какие-то провода, они исчезали в железном ящике, мерно гудевшем около тумбочки.

— Как дела, мамочка? — воскликнула Люся.

Больная тихо ответила:

— Замечательно.

— Мамочка моя просто супер, — подхватила Люся, — никогда не жалуется.

Варвара Сергеевна улыбнулась.

— А какой смысл стонать? Ничегошеньки от этого не изменится. И потом, Люсенька, вот умру я, станешь вспоминать меня веселой, а не брюзгой противной.

— Тебе рано о смерти думать, — бодро перебила ее дочь, — молодая еще! Вон, посмотри на бабушку Майорову! Сто лет справила, и ничего, скрипит себе.

Варвара Сергеевна не сдержала тяжелого вздоха, а я подивилась глупости Люси. Обещать парализованной больной долгую жизнь жестоко, хотя умирать никому не хочется, даже тому, кто влачит жалкое существование.

— Мамуля, — зачирикала Люся, — знакомься, это Даша. Она экономка у очень богатой хозяйки, близкой знакомой Сони Адашевой. Хочет меня горничной взять, вот и пришла познакомиться.

Варвара Сергеевна медленно окинула взглядом мою фигуру, потом спокойно сказала:

— Люся, человек в дом пришел, где чай?

— Ой!

— Да сходи в магазин, возьми конфет.