Экстрим на сером волке

— Вон в тот дом она пошла, — юноша ткнул пальцем в небольшую, но чистенькую избушку, — видите, где ящик на воротах прикольный.

Я припарковала «Пежо» и пошла к забору, выкрашенному пронзительно синей краской. Вход во двор преграждали железные ворота, на деревянном столбе висел короб, куда почтальон складывал газеты и письма. Ящик и впрямь выглядел необычно, кто-то выпилил из фанеры фигурки псов и прибил их с внешней стороны. Прямо у щели, куда следовало бросать почту, белела наклеенная бумажка. «Собакина Лариса Михайловна» — гласили четкие черные буквы, написанные, похоже, рукой девочки-отличницы. Я вздрогнула, а потом без стука толкнула створку ворот и прошла к дому. Поднялась на крыльцо и, опять не постучав, открыла дверь и скользнула внутрь.

Я попала в тамбур. Маленький, очень чистый. Обычно сельские жители используют это пространство вместо кладовки. Здесь, как правило, царит беспорядок, валяется разнокалиберная обувь, висят на гвоздях тулупы, стоят бачки и ненужные кастрюли.

Но у Ларисы Михайловны Собакиной в сенях был строгий порядок и невероятная чистота. С правой стороны тянулась калошница, в которой виднелась старая, поношенная, но идеально начищенная обувь: туфли на низком каблуке, резиновые сапоги, полусапожки с меховой оторочкой и босоножки коричневого цвета.

Слева, на крючках висела верхняя одежда: плащ, куртка, пальто с сильно вытертым воротником из норки. На полу лежала домотканая дорожка, на ней у самого входа в кухню стояли замшевые ярко-красные кроссовки, совершенно новые, очень дорогие. Такая обувка не по карману бедной крестьянке, равным образом ей не купить и вон ту курточку из голубой джинсовки. Вещичка, правда, выглядит хуже некуда, рукава ее усеяны дырами. Но, имейте в виду, прорехи появились на одежке не от ветхости и не оттого, что ее владелица зацепилась за грабли. Нет, дырочки прорезал кутюрье и взял за работу бешеные бабки.

Я толкнула следующую дверь. Конечно, можно предположить, что к Ларисе Михайловне приехала внучка, городская модница, но я очень хорошо знаю, кому принадлежит дорогая обувь и совсем не дешевая курточка.

Дверь хлопнула. Я вошла в большую, чисто прибранную комнату. Ну надо же! Словно попала в конец шестидесятых годов. Два кресла на тонких ножках, диван, прикрытый ковром, тумба с черно-белым телевизором «Шилялис», «Хельга» с посудой, этажерка с разномастными фарфоровыми фигурками, большой квадратный стол, покрытый бело-желтой скатертью, четыре стула. Накрахмаленные занавески покачивает ветерок, на подоконнике буйно цветет герань, на стене громко тикают ходики, одна гиря спустилась почти до полу — идиллическая картина под названием «Тихий день в деревне». Лишь одна деталь портит пейзаж: злое лицо девочки, сидящей около стола.

— Ты?! — воскликнула Катя.

— Я, а ты меня не ожидала?

— Зачем приехала?

— А ты с какой стати тут?

— Мне надо!

— И мне.

— Вы кто? — недоумевающе осведомилось еще одно действующее лицо, полная, но еще вполне крепкая женщина с сильно загорелым лицом.

Я чеканным шагом подошла к свободному стулу, без всякого приглашения плюхнулась на жесткое сиденье и сурово заявила:

— Похоже, нам предстоит долгий разговор.

Катя задохнулась от душившей ее злобы, Лариса Михайловна Собакина удивленно заморгала:

— Да что случилось?

Я усмехнулась, открыла рот, но не успела издать и звука.

Дверь с треском распахнулась, комната стала быстро наполняться хмурыми мужчинами. Несмотря на то, что внезапно появившиеся люди были в гражданской одежде, сразу стало понятно: это представители правоохранительных органов.

— Лариса Михайловна Собакина? — сердито поинтересовался полный лысоватый дядечка, странно похожий на Дегтярева.

— Да, — совершенно растерявшись, кивнула пожилая женщина, — паспорт показать?

— Не надо пока, — махнул рукой толстяк.

Потом он повернулся к красной, словно огнетушитель, девочке:

— А ты Катя?

— Нечего тыкать, — взвилась та, — я с тобой на одном поле не гуляла!

— Деточка, — ласково заявил милиционер, — грубить старшим плохо, и вообще, хорошо воспитанные дети говорят взрослым дядям «вы».

— Как ты со мной, так и я с тобой, — парировала Катя, вскакивая на ноги, — хорошо воспитанные дяди говорят незнакомым девушкам «вы».

Толстяк хмыкнул:

— Ладно. Меня зовут Виктор Анатольевич.

Катя стояла молча. Мужчина взглянул на меня.

— Дарья Ивановна Васильева?

— Ага, — кивнула я, — именно так. Откуда вы меня знаете? Мы знакомы?

— Лично пока нет, — усмехнулся Виктор Анатольевич, — но я наслышан о вас, весьма, да…

В этот момент Катя, воспользовавшись тем, что внимание милиционера переключилось на меня, кинулась к окну.

— Лови ее! — закричала я. — Сейчас уйдет.

Но зря я волновалась. Один из парней, стоявший у дверей, мгновенно схватил девочку, та его лягнула.

Виктор Анатольевич покачал головой:

— Фи! Как некрасиво. Садитесь, нам, похоже, предстоит долгий разговор.

— Уже слышала нечто подобное, — скривилась Катя и ткнула в меня пальцем:

— От нее.

— Вот с нее и начнем, — улыбнулся толстяк. — Ну, Дарья Ивановна, похоже, вы влипли в историю.

— Немедленно покажите документы, — велела я.