Экстрим по праздникам

В каком коллективе трудится — сплошные проблемы. Одна только Ширшина чего стоит. Не хотела бы я оказаться ее сосед-. кой. Точно — в коллективе где-то работает тот, кто хочет занять место Арсена. А может, виновник всего происходящего Сурик?

Сначала я чуть не села от такого предположения, неожиданно пришедшего мне в голову. Но тут же задумалась — а что…

Сурик знал, что я не секретарь Арсена, а его телохранитель. Также ему известна дорога, по которой ежедневно ездит его шеф.

Он вхож в его дом. Может, он случайно подслушал разговор Лины по телефону с кем-нибудь из бывших подруг и узнал о ее прошлом? Все выглядит очень подозрительно. Разве у него нет шанса занять пост Кечаяна после того, как того сживут со свету? Разве он фактически уже не является негласным заместителем Кечаяна, который сам называл Сурена «своей правой рукой»? Одно «но»: какой смысл Сурику намекать на национальность Арсена, когда сам он, в отличие от полукровки-шефа, чистокровный армянин, правда, всю жизнь проживший в России? Правда, он мог специально говорить с «националистическим уклоном» по телефону, чтобы отвести от себя подозрения… Опять сплошные вопросы.

Кечаян прошел на свое рабочее место.

Сурик с заметной радостью освободил директорское кресло, а я прошла к своему столу. Арсен нажал кнопку селектора на своем телефоне:

— Ира, попроси всех начальников отделов зайти ко мне через десять минут.

Будет маленькое совещание.

Когда в кабинете собрались все замы, стало ясно, что денек выдался на заводе жаркий. Вид у всех был потрепанный. Особенно в этом смысле отличался Сергей Валентинович Щербаков, начальник производственного отдела. В первый день я даже не узнала, как его зовут, потому что неудержимо засыпала под звук его унылого доклада. Он и сегодня был похож на ослика, но теперь — на неизлечимо больного ослика. Щербаков вздыхал, закатывал глаза и всем своим видом показывал, что пушкинская строчка «и к обеду померла» написана именно про него, если он немедленно не отправится домой.

Первым речь толкнул Литвиненко. Говорил он всегда явно то, что думает, не выбирая особо выражений:

— Идиотизм какой-то! У нас под носом какие-то жертвы аборта сдают в магазины «левую» дрянь. К нам приходят толпы из органов. Нас проверяют как пацанов каких-то. Хорошо хоть, уголовное дело на нас не завели. А если эти скоты научатся такую фальшивку делать, что нас всех посадят без суда и следствия? Доказывай потом, что не мы ее выпустили.

Возмущаясь происходящим, он пару раз шарахнул кулаком по столу. А Щербаков всякий раз вздрагивал так, будто Литвиненко стучит ему по голове.

Начальник отдела сбыта сидел бледный как мел. Платок в его руках был мокрым от пота. Лысина его блестела.

Арсен обратился к нему:

— Александр Сергеевич, за последнее время из Новоармейска никаких предложений о сотрудничестве не поступало?

Лебедев поднял глаза на шефа:

— Что вы, какое сотрудничество! С этим Новоармейском работать никто не хочет.

Там же самогонных аппаратов больше, чем населения. Я просто удивляюсь, как туда столько вина ухитрились на продажу сдать, ведь в городе спиртным отродясь в магазинах не торговали — невыгодно. И тем не менее поддельное вино, оказывается, специально для праздника в магазине купили.

Это же четыреста бутылок! А заказать такую большую партию можно только у нас на заводе. Но к нам из Новоармейска никто не обращался. Это точно.

Он вздохнул и полез в карман за новым носовым платком.

Арсен тем временем переключил свое внимание на Бойко.

— Владимир Федорович, а какие у вас предположения по поводу случившегося?

Главный снабженец «Ковчега» сидел, подперев ладонью подбородок, и разглядывал громоздкую декоративную пепельницу, стоявшую посередине стола. Не меняя позы, он сказал:

— Предположений миллион. Бутылки делаются на заводе технического стекла, этикетки печатаются в типографии номер три. Все это можно купить. Надо у них узнавать, кто к ним обращался, а так мы будем топтаться на месте. Собственно, пусть милиция этим и занимается. У нас своих проблем хватает. А на борзописцев надо в суд подать.

Арсен обвел взглядом сидящих в кабинете и тихим, но притом каким-то звенящим голосом заявил:

— В общем, так! С сегодняшнего дня каждый из вас особо строго будет следить за работой своего отдела, и за действие каждого своего подчиненного вы будете отвечать головой. Почему даже от своих заместителей я не могу узнать что-то путное? У меня такое ощущение, что вы работаете отдельно от своих отделов. Не заставляйте меня прибегать к крайним мерам.

Ведь только от одного человека я смог услышать вразумительный ответ.

Лебедев запыхтел, сделал серьезное лицо, но было ясно: он доволен тем, что шеф хоть и не напрямую, но все-таки похвалил его. Мне он был наиболее приятен из всех замов. А еще мне нравился Литвиненко. Наверное, за прямоту. Бойко был каким-то странным, чересчур разнузданным, что ли. Про Щербакова я ничего не могла сказать. А вот Ширшина явно мутная тетка. Она мне не нравилась.