Экватор. Черный цвет & Белый цвет

Я много раз до этого сталкивался в Африке с крохоборством высокопоставленных людей в форме. Один из первых своих контрактов я заключал в Республике Берег Слоновой Кости. В то время эта страна считалась одной из самых спокойных в Африке. Тем не менее, мои партнеры предложили мне государственную охрану. Моим телохранителем был офицер элитного подразделения местной армии. Высокий, крепкий. Во многом похожий на Суа Джонсона. За одним исключением. Альйю, так звали офицера, был белым. Он держал себя с таким достоинством, словно накануне закончил Вест-Пойнт. Малиновый берет на его большой голове сидел настолько идеально, что, казалось, Альйю носит его с детства. Я вскоре узнал его историю. Его отцом был француз-колонист, поселившийся в Западной Африке. Мать местная. Когда Альйю подрос, родители развелись, и отец уехал назад во Францию. Но все же для сына он успел кое-что сделать, а именно отправил его учиться в элитное военное училище под Парижем. Парень закончил его с отличием и, вернувшись домой, стал делать блистательную военную карьеру, которая сулила в скором времени новые звания и возможности. Когда я беседовал с ним, на его плечах уже держались майорские погоны. Но – увы – Африка есть Африка. На пятый день знакомства вышколенный офицер стал интересоваться броскими часами на моей руке. Такими большими, блестящими и напоказ дорогими. Часы производили неизгладимое впечатление на боевиков, крестьян и мелких торговцев. Но Альйю не был ни тем, ни другим, ни третьим. Белый боевой офицер. Вот кем он мне казался. Я ошибался. Внутри, под налетом вышколенности и европейского опыта, притаился характер самого обычного мелкого мздоимца из бедной страны. В первый день нашего знакомства он вскользь, осторожно, поинтересовался маркой моих часов. А в последний уже пытался уговорить поменять их на местные безделушки из поддельного красного дерева или отдать их ему в качестве подарка. К окончанию моей поездки я презирал этого человека, превратившегося в попрошайку, а он, понимая мои чувства, все же продолжал свои неуклюжие попытки получить часы. К слову, я их ему не отдал.

Джонсон, как я уже сказал, очень походил на белого негра Альйю. Достоин презрения, это было несомненно. Но я возненавидел его не за внешнюю схожесть. И не за то, что он убил Арама Левочкина. Меня начинала трясти мелкая дрожи от мысли, что он обыскивал мою машину, и что теперь к его телу прикасается кулон, который мне отдала Маргарет. Изменившая мне, пустившаяся во все тяжкие ради минутного удовольствия или, вполне возможно, из корыстных соображений. Но все же она была моей невестой. Которую я продолжал любить. Эта моя любовь стала еще сильнее в тот момент, когда я увидел в руке у Джонсона золотую многорукую танцовщицу. Внутри меня словно распрямилась пружина. Она долгое время находилась в сжатом состоянии, и я даже не подозревал о ее существовании. А тут вдруг ощутил ее. Ощутил физическую силу, распиравшую меня изнутри. И когда пружина разжалась, я распрямился вместе с ней. С того самого места, где я сидел, эта сила подняла меня и бросила прямо на Джонсона. Он опешил. Суа и в мыслях представить не мог, что деморализованный ослабленный узник накинется на него с кулаками и примется крошить и крушить его могучее тело.

Все произошло молниеносно. Я оттолкнулся от металлического пола и за считанные доли секунды преодолел расстояние между мной и офицером. Мой правый кулак ударил его в подбородок. В то самое место, где боль чувствуется втройне острее. И если удачно прицелиться в эту точку, говорят, то можно одним ударом свалить противника в нокаут. Мне некогда было проверять, правда это или нет. Костяшки левой руки, рассекая черную кожу африканского лица, нанесли три коротких удара по переносице Джонсона. В первый я постарался вложить всю свою ярость. Под вторым переносица хрустнула. Третий ее явно сместил чуть правее. Джонсон коротко взвыл и, схватившись за лицо, осел на дорогу возле машины.