Экватор. Черный цвет & Белый цвет

Сначала рыбак не придал этому значения. Но чем ближе родные берега, тем сильнее плакала девушка. Вот уже и пальмы виднеются вдали. Вот уже можно различить и круглые хижины под ними. Веа схватил бамбуковую палку и попытался достать ею до песчаного дна. Есть! Мы уже совсем близко от моего дома, воскликнул он, перебравшись на корму. Он схватил свою подругу за руки и отнял их от ее лица. И - о ужас! На него смотрела морщинистая древняя старуха.

Веа закричал и хотел было прыгнуть за борт. Но старуха остановила его и сказала: “Только на Банановом Острове я остаюсь молодой. Там я не считаю времени и даже сама не знаю, сколько лет мне на самом деле. А на твоей родине у меня не будет времени вообще. Чем ближе твой берег, тем меньше мне его остается. Но знаешь ли ты, сколько времени провел ты на острове?” И Веа ответил, что точно не знает. Ну, может, две недели, может, два месяца. “Двадцать лет,” - проговорила старуха. Веа не поверил. “Тогда взгляни на свои руки,” - вскрикнула она внезапно. И тут рыбак увидел, что руки его, сжимавшие бамбуковую палку, покрылись морщинами, кожа на них отвисла, пальцы скрючились, суставы вздулись и проступили на руках жилы. Веа посмотрел на старуху, взглянул на берег и развернул свою лодку в обратном направлении. Больше его никогда не видели.

- Красивая история. А что дальше? - спросил я Григория.

- А дальше, - улыбнулся он неуловимо, - приплыли белые люди и доказали, что нет никакого Бананового Острова, а есть только стеклянные бусы, огненная вода и деловые отношения.

Как будто в подтверждение его слов, механик на заднем дворе все колотил по своей железке. Упорный, подумалось. Почти как я.

- Знаешь, как говорят о нас тут черные? - сказал Григорий, дождавшись момента, когда автослесарь сделал, наконец, паузу и прекратил свой стук на несколько минут. - Они говорят нам: “Вы, белые, пришли сюда и научили нас, что главное в жизни - деньги. А раз так, вы нам должны их давать до скончания века.”

- Это они так оправдывают свою лень, - говорю.

- Не совсем. Они и впрямь не понимают, что деньги сами по себе ничего не значат. Я не знаю, как это бывает с твоими большими людьми, - и Волков, приподняв подбородок, чуть закатил глаза. - а вот с моим контингентом именно так и происходит. Вот, например, чиновник в банке, куда я приношу выручку. Он может красиво рассказать о том, что такое дебет и кредит, основные и вспомогательные фонды, но на самом деле он считает, что его личная экономика зависит от того, принесет ли Григорий Волков деньги сегодня или завтра. И он не понимает, что доллары это лишь символ невидимых рычагов, которые двигают настоящую экономику. И сами по себе это просто цветные бумажки, сила которых создается людьми.

Я почувствовал, что его слова меня убаюкивают.

- А еще они не понимают, что русские думают примерно так же, как и они. - сказал я, чтобы поддержать разговор. Что я такое несу, да и вообще, зачем я сюда пришел? Не помню. - Мы же в душе такие же черные. Мы. Русские... Украинцы...Белорусы...

На слове “белорусы” мои глаза плавно захлопнулись.

- Я мордвин, - слышу я голос Григория.

Веки налились мягкой тяжестью. Пришлось ее преодолеть, чтобы немного приоткрыть их.

- Нет, Гриша, ты не мордвин, - говорю я, улыбаясь. И моя рука ложится Волкову на плечо. - Ты не мордвин и ты даже не русский. Ты африканец. Африка твой дом, вся эта Африка и есть твоя личная Мордовия.