Экватор. Черный цвет & Белый цвет

— Мой папа оставил меня здесь, чтобы я присматривала за рестораном. У нас тогда было всего два заведения, одно за Сприггсом, а другое там, где сейчас «Бунгало», я его построила после первой войны. Помню, как отец однажды сказал мне: «Кто бы ни победил, бить все равно будут или индийцев, или ливанцев».

— За что?

— Да ни за что. Просто потому, что богатые. Рэбелам только скажи, что во всем виноваты иностранцы, и тут же начинаются погромы. Папа знал, что говорил.

— Да, но почему он тебя в таком случае не забрал? Официально ты же индуска, — удивился Журавлев. Вот как, о Маргарет он с самого начала знал больше, чем я.

— Да, индуска, но только наполовину. Если этого не знать, то что ты во мне найдешь индийского?

— Не знаю, я еще не искал, — попробовал я опасно пошутить.

Но Мики не обратила на это внимание. Она рассказывала свою историю:

— В общем, рэбелы казнили президента Доу. Вы же знаете, как это было. Все это показывали в новостях. Сначала его раздели догола, потом связали и в таком виде водили по улицам. Принс Джонс, друг Тайлера, отрезал ему член, и Доу просто истек кровью. Он плакал и молил о пощаде, он выл, как раненый зверь, но Принс только насмехался над ним, а потом ходил по Монровии, держа отрезанный член двумя пальцами, как сигару. Он подносил его ко рту, делая вид, что курит, а его боевики подносили ему огонь и кричали «Мы разделали Доу на сигары». Говорят, что Джонс пообещал Чарли, что нарежет этого Доу на тоненькие кусочки, чтобы из них можно было свернуть сигары. Вот и выполнил свое обещание. А меня он не тронул.

Она снова отпила чуть остывший кофе.

— Хотя, я знаю, собирался. Речь шла, правда, не обо мне, вернее, не только обо мне. Они пустили под нож тогда десятки богатых индийцев и ливанцев, говорили, что на них либерийская кровь. И на проданных ими алмазах. Но мы к алмазному бизнесу не имели никакого отношения. Участок для этого дома был куплен моим отцом на деньги, заработанные в Индии, так что мы были ни при чем.

— А почему вас должны были в чем-то винить? — попробовал было возмутиться Сергей. Но Маргарет продолжала, никак не отреагировав на его реплику.

— В девяностом они перебили половину нашего района. Из иностранцев не трогали только янки. Тогда я сама предложила Тайлеру стать его любовницей.

— А почему не Джонсу, ведь это он захватил Монровию? — похоже, Журавлев превращался в журналиста.

— Наверное, тогда это было более разумным, но я просто не могла себе представить, что буду целовать губы, в которых до этого побывал отрезанный мужской член. История показала, что я права.

Снова глоток кофе. И улыбка. «Сколько же ей лет?» — подумал я. Я всегда ошибаюсь с возрастом этих африканок.

— Мики, а сколько лет тебе было в девяностом? — не удержался я от вопроса.

— Восемнадцать, — сказала она без тени кокетства. Значит, сейчас ей около тридцати, и она явно знает, что выглядит моложе своих лет. Я бы сказал, гораздо моложе.

— И отец оставил весь свой бизнес на восемнадцатилетнюю девчонку?

— А как бы вы, ребята, поступили, если бы у вас не было выбора?

Она посмотрела мне в глаза. Девушке с таким взглядом я бы и сам доверил любое дело. И любые деньги.

— Выбор у него был небольшой. — жестко сказала она. — Отдать все мне. Или отдать все бандитам.

— А мать? Где твоя мама? — поинтересовался Журавлев.

— Мама? Мама погибла вот на этой лужайке. Американцы сказали, что здесь никогда ни за что не будет войны. «Эти либерийцы могут резать друг друга сколько угодно, но в частные владения американцев они не зайдут,» — так сказал посол Штатов, и ему все поверили. Вон его дом, в низине, недалеко от нашего. Они и не зашли к американцам. Они четко знали, кто где живет. Когда они вошли к нам, я увидела, что их четверо. Грязные длинноволосые парни, голые по пояс, в руках автоматы. Папу они не нашли, его уже не было в Монровии, зато схватили маму и потащили в свою машину, она стояла за воротами. Мама нужна им была в качестве заложницы, они рассчитывали вернуть отца назад или получить от него большой выкуп. Меня оставили на закуску. Но тут началась стрельба. Я не знала, откуда стреляли. Сначала над нами свистели пули, потом раздался глухой взрыв. Что-то упало посреди двора, как раз там, где рэбелы волокли мою маму. Я помню вспышку света и такой неясный удар, словно кто-то бьет тебя по ушам. Я потеряла сознание. Когда я очнулась, я увидела, что лежу возле дома, а невдалеке от меня мама и все эти молодые парни, рэбелы. Они были убиты. Но я этого не понимала и тащила маму назад в дом. У нее весь затылок и спина были в крови и таких мелких ранках, из которых сочилась кровь. Мне казалось, что у нее еще есть пульс, хотя глаза остановились, но это было не так, в общем... с тех пор это мой дом и мой бизнес.

Над лужайкой летали какие-то диковинные синевато-желтые птицы. Они наперебой щебетали и выхватывали что-то друг у друга прямо из клюва. Природа здесь была агрессивна даже в минуты полного спокойствия.

— А папы и след простыл. Вы оба много путешествуете по свету, так?

Мы утвердительно кивнули.