Экватор

— Мы это делаем при помощи несчастных и оборванных выходцев из наших провинций Минью, Алентежу или Траз-уж-Монтеш. Мы, правительство, вручаем им бумаги на землю, и эти бедняги даже не могут толком расшифровать или понять, где она находится. Но это земля, собственность, принадлежащая им, тем, у кого никогда не было ни кола, ни двора! И тогда эти несчастные собираются в путь-дорогу. Одному только Богу известно, как им это удается!.. Они спрашивают у всех, где находится такая фазенда «Нова Эшперанса» в округе Уиже или Параизу, что в Кванза-Норте. И потом, если чудом им удается добраться туда живыми и здоровыми и стать владельцами того, что является всего лишь участком лесной чащи, если, опять же чудом, у них получается выжить и посадить там картошку или продать какие-нибудь безделушки черным — где же в это время их семья? А семья их, оказывается — это все те же черные бабы, которых они покупают у старейшины деревни: мешок фасоли за одну, поросенок за двух. Вы спросите про священника, свадьбу и про записанных детей? — Да ни черта подобного! Там бы выжить! И эти несчастные довольствуются тем, что у них одна, две или три черные женщины, которых они зовут женами, прекрасно зная, что никогда уже не выберутся из этой своей чертовой дыры. Мы же, правительство, довольствуемся тем, что наши земляки живут себе там в джунглях и лишь просим их, чтобы учили своих детей-мулатиков португальскому языку! Вот так мы и осваиваем ангольскую глухомань, а все остальное — это для всяких там договоров и салонных дипломатических разговоров. Хотел бы я посмотреть на англичанина с Кингс-роуд, в его белом фланелевом костюмчике, живущего на фазенде «Нова Эшперанса», как он поворачивается к своей черной жене и спрашивает: «Oh, dear, you care for a drink?» — Как видите, мы тут тоже по-английски чешем, будь здоров…

Губернатор, довольный собой, замолчал, глядя на гостя сверху вниз. Он был красноречив, грандиозно, опустошающе красноречив! Луиш-Бернарду, несколько смутившись, молчал. Его охватила настоящая тоска: «Боже мой, что я здесь делаю, какое отношение имею я ко всему этому, к этому тропическому „наполеончику“, к португальцам из Траз-уж-Монтеш, сожительствующим с черными лесными женщинами, к этой жуткой влажности, безумной жаре, к этой дикости, которая сквозит из каждого угла, из каждого человека, будь он белым, черным или англичанином?»

— Знаете, дорогой мой, — губернатор продолжал атаковать, уверенный в себе и преисполненный чувством победы, не позволяя ослабнуть тому эффекту, который его речь, он был уверен, произвела на Луиша-Бернарду. — Знаете, кому удавалось лучше всех общаться с англичанами, кто, на самом деле, мог их по-серьезному заарканить? Таким человеком был мой выдающийся предшественник на этом посту, генерал Кальейруш-и-Менезеш. Вы, кстати, когда-нибудь слышали о нем?

Да, Луиш-Бернарду знал историю этого генерала, легенды о котором передавались из уст в уста среди плантаторов на Сан-Томе. Его деловая переписка хранилась до сих пор в специальной папке столичного министерства. В 1862 году, двадцать лет спустя после подписания договора с Англией, английские уполномоченные представители в Анголе обратились с жалобой к губернатору о том, что португальские корабли занимаются торговлей и перевозкой рабов из засушливых районов этой страны на плантации Сан-Томе и Принсипи, вероломно нарушая таким образом соответствующий двусторонний договор. Кальейруш-и-Менезеш дал им письменный ответ, повторив обычные аргументы о том, что так называемые рабы являются либо свободными, либо освобожденными людьми. Все они получают жалование и могут вернуться домой, когда захотят, хотя очевидно, что они предпочтут остаться на Сан-Томе, нежели вернуться к своим варварским условиям в Анголе. У каждого из них существуют соответствующие документы, включая паспорт, и, юридически, речь идет всего лишь о рабочих, которые мигрируют из одной провинции империи в другую. Генерал при этом поинтересовался у англичан, почему они, например, сначала не проверят французские корабли, которые, ни от кого не скрываясь, занимаются перевозкой рабов из Гвинеи на Антильские острова.