Эквус (ЛП)

Актеры одеты в спортивные костюмы из темно-коричневого вельвета. Их башмаки выполнены в виде лошадиных копыт высотой около четырех дюймов, с прикрепленными к ним металлическими подковами. На руках у всех перчатки одного цвета. На головы актеров надеты жесткие маски, сделанные из проволоки и лоскутьев ножи; глаза масок закрыты кожаными наглазниками. Маски надеваются просто как шляпы: не нужно пытаться каким-то образом камуфлировать лица исполнителей.

Любой буквализм в изображении хорошо известного домашнего животного или — еще хуже — пантомимическое копирование его повадок недопустимы. Актеры ни в коем случае не становятся на четвереньки и не сгибаются при продвижении вперед. Они должны постоянно — исключая эпизод скачки Самородка — стоять прямо. Ведь если посмотреть на лошадь в фас, то ее туловища практически не видно. Весь «животный» эффект достигается чисто пластически: движением ног, шеи, естественной мимикой лица и поворотом головы с надетой на нее маской, использованием жестов, выражающих состояние животных, беспокойства или самодовольства и гордости. Большое значение имеет также и то, что маски снимаются перед аудиторией анатомического театра одновременно всеми актерами; для этого исполнители должны внимательно наблюдать друг за другом. Одновременное костюмирование создает атмосферу церемонности и щепетильности.

Хор

В тексте «Эквус» ссылки на хор даются ремаркой «Шум». Я подразумеваю под этим хоровой эффект, создаваемый всеми актерами, сидящими в глубине сцены. Они гудят, топают, стучат, но ни в коем случае не копируют лошадиное ржание. Этот шум возвещает о пришествии божества Эквус.

Действующие лица

МАРТИН ДАЙЗЕРТ, психиатр.

АЛАН СТРЭНГ.

ФРЭНК СТРЭНГ, отец Алана.

ДОРА СТРЭНГ, мать Алана.

ЭСТЕР СОЛОМОН, судья.

ДЖИЛЛ МЭЙСОН.

ГАРРИ ДЭЛТОН, владелец конюшен.

МОЛОДОЙ ВСАДНИК.

Шесть АКТЕРОВ, включая Молодого Всадника, который, кроме того, исполняет роль САМОРОДКА.

Основное действие пьесы происходит в Психиатрической Клинике Рокеби в Северной Англии.

Наши дни.

Пьеса разделена на пронумерованные сцены, указывающие на изменения времени, места или настроения. Однако события на площадке разворачиваются непрерывно.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

1

Полная тьма.

И тишина.

На площадку ниспадает тусклый свет.

В круге света стоит Алан Стрэнг, худощавый юноша семнадцати лет, в свитере и джинсах. Перед ним — конь Самородок. Поза Алана — олицетворение нежности: его голова покоится на плече животного, руки тянутся вверх, лаская голову лошади. Самородок, млея от наслаждения, прижимается к Алану шеей.

В темноте на авансцене вспыхивает огонек сигареты. На левой скамейке курит Мартин Дайзерт, мужчина сорока пяти лет.

ДАЙЗЕРТ. Он обнимается с одним удивительным созданием по кличке Самородок. Животное тычется своим потным лбом в его щеку; и так они стоят в темноте час, два — словно милующиеся влюбленные. Я придерживаюсь мысли, что среди всех чудес мира самое невероятное — это Лошадь! Нет, парень, лошадь, уверяю тебя, и ничего тут не поделаешь. Посмотрите только, как огромная голова целует юношу своим обезображенным уздечкой ртом. Я чувствую, что это существо находится во власти какого-то смутного желания, абсолютно не относящегося к инстинкту набивать брюхо или совокупляться. Что же это за желание такое? Может, перестать быть лошадью? Вырваться из связывающих его генетических уз вида? Можно ли представить, что при определенном стечении обстоятельств животное в силах сконцентрировать все свои страдания, унылые, нескончаемые — в судорогу, встряску посреди размеренного движения жизни — вылепить из них себе одно единственное Горе? Но какое может быть Горе у лошади?

(Алан уводит Самородка со сцены, и они исчезают в тоннеле анатомического театра. Копыта коня нежно цокают по доскам.

Дайзерт поднимается на площадку и обращается к трибунам, стоя вполоборота к зрителям.)