Экзамен

— Ну хорошо, — решился Кравченко. — Поедете вдвоём. Я останусь здесь. Старший — Рябинин. И смотри мне, Мишко… Осторожненько подкрадитесь с подветренной стороны, чтоб собаки не учуяли, и присмотритесь там аккуратненько, что и к чему. Если влипнете — два выстрела.

— Если влипнем, — захихикал Колесин, — то двумя выстрелами не обойдётся.

— Ну, ладно, Маркиза, — прикрикнул Кравченко. — Раз дают тебе боевой приказ, так слушай и сполняй. Ни черта дисциплины не знаешь, а ещё прапорщик называется.

Колесин подошёл к своему жеребцу, подтянул подпругу, перекинул винтовку за спину.

— Вы готовы, товарищ старший? Очень хорошо. Тогда с богом.

Часа через два Колесин и Рябинин почти вплотную подошли к неведомым огням. Оставив лошадей за барханом, они тихонько выползли на гребень и увидели перед собой бивуак. Возле костров ходили вооружённые люди и лошади. Миша принялся считать людей, дошёл до двадцати шести и сбился. Кто такие? Откуда? По силуэтам определить что— либо было совершенно невозможно. Ветер дул разведчикам в лицо, но обрывки разговоров сюда не долетали.

— Нужно подползти поближе, — предложил Миша. — Вы побудьте здесь, Юрий Александрович…

— А может быть, я?

— Нет. Я пониже вас, меня не заметят. Да и рука у вас не совсем зажила.

— Ну что же, резонно, юноша, — легко согласился Колесин. — Только уж вы там не задерживайтесь.

Миша сдвинул кобуру на бедро и тихо пополз вниз с бархана. Продравшись сквозь заросли колючки, он притаился под кустом тамариска метрах в пятнадцати — двадцати от ближайшего костра и стал наблюдать.

Первое, что увидел разведчик, был большой казан, в котором киргизы обычно варят бешбармак. Котёл лизали языки пламени, дух сытого варева, щекоча ноздри, расползался по пустыне. Возле костра — двое. Накинув шинели на плечи, они сидели на корточках и ворошили в костре длинными палками узловатые ветки саксаула. Оба были в фуражках, сдвинутых на висок, а из-под фуражек чёрными фонтанами выбивались кудрявые казацкие чубы. На фуражках сияли кокарды, на плечах зеленели погоны…

— Белые, — прошептал еле слышно Миша и инстинктивно вобрал голову в плечи. — Белые… Откуда они взялись в пустыне? Неужели Дутов захватил Челкар?

Мишу мучило любопытство. Он подполз ещё ближе, а чтобы его не заметили от костра, стал потихоньку насыпать перед собой песчаный холмик.

Один из казаков поднял крышку, втянул ноздрями пар и запустил деревянную расписную ложку в чрево казана.

— Дух идеть, — сказал он, принюхиваясь. — Райский дух.

Второй молча подбросил в костёр хвороста, подождал, пока он разгорится, и тоже потянулся к ложке, торчащей из-за голенища.

— Жрать будем, что ли, а, Липатов?

— Котелок бы, — вздохнул тот, кого называли Липатовым. — Из казана жрать мы непривычные.

— Привыкнешь. Барин выискался… Ишшо недельку-другую по пескам порыщем, помёт мышиный жрать зачнёшь.

— И то, — вздохнул Липатов. — Почитай две недели с коней не слазим. Красные, красные… Где они, эти красные? Может, они нашему поручику спьяна приснились?

— Помалкивай ты, сосунок, — проворчал бородатый, окуная ложку в казан. — Не твоего ума дело. Лепёшки не найдётся?

Липатов неспешно развязал вещмешок, вынул из него лепёшку, обёрнутую холстиной, и отломил кусок своему собеседнику.

— Ишшо в Оренбурхе на базаре брал. Совсем иссохла. А нашшот «помалкивай», так это ты, Митрич, правильно говоришь. Наше дело такое — молчи да дышь, да будет барыш. У ентово, говорят, Джангильдина не только патроны в караване, там мадепаламу, говорят, тышшу аршин. А может, поболе. Мыло ишшо, говорят, есть. Мыло-то почём сейчас в Оренбурхе?

— Хрен его знает. Да уж ежели найдём, так поживимся.

— А найдём?

Бородатый раздумчиво огладил бороду.

— Должно бы. Алаш-ордынцы пустыню эту знают будь здоров. На них вся надежда — выведут.

Последние сомнения рассеялись. Отряд белых ночевал в барханах. Завтра он перекроет дорогу каравану. А может быть, сегодня. Может быть, пока боец взвода разведки Рябинин лежит, затаясь у чужого костра, другой боец — с кокардой на фуражке, с погонами на шинели — уже подползает к кострам, зажжённым красноармейцами экспедиционного отряда Джангильдина. Нужно выяснить, сколько здесь белых, чем они вооружены.

Миша стал потихоньку огибать лагерь. Считал солдат, лошадей, примечал сложенные в козлы винтовки. Возле палатки в центре лагеря заметил два станковых пулемёта и горную пушку, снятую с вьюка. Ну что ж, теперь можно и уходить.

Колесин сидел на том же месте, где оставил его Миша, и, покусывая травинку, что-то мурлыкал под нос.

— Нуте-с, юноша, как обстановочка?

— Юрий Александрович, — затараторил Миша, — это белые. Это дутовцы.

— Вы так считаете?

Колесин поднялся, поправил фуражку, подтянул ремень.

— Тут и считать нечего. Я подслушал разговор двух казаков. Они из Оренбурга. Ищут отряд Джангильдина, то есть наш отряд. Командует ими какой-то поручик. У красных ведь поручиков не бывает? Они ещё не знают, где мы, но уверены, что алаш-ордынцы обязательно выведут их на караван.

Колесин тихо засмеялся.

— Вы что, Юрий Александрович?