— Что, совсем без следов?
— Нет, не совсем, — Паша оторвался от созерцания мусора. — Пыль сбита на всем протяжении коридора, ведущего к двигательному модулю.
— Пыль, — фыркнула Галина. — И как ты ее рассмотрел в стерильном корабле?
— Выходит, не такой уж он и стерильный, — спокойно ответил Паша и протянул мне банку из-под «гейзера». — Алюминий не наш.
— Ты уверен? — я повертел в руках сосуд.
Банка как банка, надписи обычные, русские, хотя, на ощупь она возможно пожестче, чем обычно. Вот тебе и Паша, прямо Шерлок Холмс!
— И еще, — Кольченко постучал согнутым пальцем по дисплею одного из «саркофагов», — их кто-то разбудил.
Пораженный его последней фразой, я быстро окинул взглядом присутствующих. Игорь удивленно приоткрыл рот и выпучил голубые глаза. Галина, как всегда, нахмурилась, глядя внутрь пустой камеры. Ирина и Аля переглянулись и почти одновременно замотали головами. Понятно, что незнакомцы не могли проснуться сами, но могла ошибаться в прогнозах Ира. Автоматика сработала не на двести пятый, а на двадцать седьмой день полета. При чем здесь кто-то?
— Это серьезное предположение, Павел. Надеюсь, ты хорошо подумал, прежде чем сказать?
Паша вздохнул и твердо повторил:
— Кто-то, знающий код доступа, активировал программу «побудки» этих шести «саркофагов». Повторить еще раз?
— Нет, — я примирительно поднял руки. — Теперь просто скажи, кто?
— Скажу через полчаса, но при условии, что сейчас все, не обижаясь и не упрямясь, вывернут карманы, а затем медленно разденутся и хорошенько встряхнут одежду.
— Зачем?
— Вы прикажете это сделать?
— Да, только объясни, зачем?
— Чтобы убедиться в том, что никто не прячет резиновых перчаток, флакончик с «жидкими перчатками» или нечто в том же духе. В этом случае я принесу свой походный наборчик и сниму с клавиш на камерах отпечатки пальцев.
— Ну, ты даешь, — вырвалось у Игоря. — Мы же свои, буржуинские, зачем ты пытаешься нас обидеть?!
— Больно надо, — Паша медленно вывернул свои карманы и принялся расстегивать куртку, — вас обижать. Я, наоборот, хочу, чтобы мы не сомневались друг в друге ни на йоту. Делайте, что я сказал!
Я мысленно поаплодировал своему пилоту и вывернул карманы, подавая пример остальным. Дольше всех колебалась Галина. Наконец, сдалась и она. Со стороны процедура должна была выглядеть удручающе. Или смешно. Зависит от заинтересованности наблюдателя. Шестеро взрослых и совершенно раздетых космонавтов вытряхивают тонкие хлопчатобумажные комбинезоны, не отрывая взглядов от пола.
Вжикнула последняя застегнутая «молния», и мы подняли глаза на Павла.
— Теперь попрошу всех оставаться на месте и ни к чему не прикасаться, — он двинулся к выходу из отсека, но в дверях остановился и, обращаясь к Игорю, сказал:
— Присмотри за межмодульным коридором. Если появятся чужаки — задраивай на уровне среднего шлюза.
Игорь козырнул и подошел к застекленной консоли экстренной блокировки дверей. Я поискал глазами что-нибудь похожее на оружие. Заметив это, Мишин усмехнулся.
— Не волнуйтесь, Александр Николаевич, я думаю, пара часов у нас в запасе есть. Им ведь тоже надо прийти в себя. Какими бы тренированными они ни были.
— Ты все еще уверен, что они опасны? — спросила Галя, присаживаясь на край «саркофага».
— Не «все еще», а как раз теперь. На все сто!
Ира уселась, обхватив руками колени, прямо на пол и с интересом посмотрела на Алевтину.
— Занятный у тебя пилотик. Его не Джеймсом Бондом зовут?
— Сама удивляюсь, — Аля улыбнулась и уселась рядом. — Может, товарищ академик что-то прояснит?
— Пас, — сказал я совершенно искренне.
То, что в экипаже есть сотрудники всяких разных ведомств, я, конечно, знал, но лично был знаком только с одним — офицером ФСБ, на время полета — биологом тридцать второй смены.
— Вам, девочки, следует побольше времени уделять предварительному знакомству, чтобы потом не удивляться, что посвятили лучшие годы жизни человеку, этого не достойному или не оценившему вашей жертвенности.
— Кто в наше время говорит о годах? — Аля вздохнула. — Пара месяцев — уже рекорд.
— Вам этого мало? — вмешался, обернувшись, Игорь.
— Для интимных отношений или прочной связи? — вопросом на вопрос ответила Аля.
— Ясно, — выдохнул пилот и вернулся к наблюдению за коридором.
— Вот в ваше время, Александр Николаевич, как относились к подобным проблемам? — поддержала разговор Ира.
Я не то чтобы рассмеялся, я совершенно неприлично «заржал», как гвардейский рысак. Девушка покраснела и вопросительно покосилась на Галю. Соболева прыснула в кулачок, но быстро справилась со смехом и спросила:
— Вам, Ира, сколько лет?
— Двадцать семь.
На этот раз не выдержал даже мужественно крепившийся Мишин. Аля уже давно утирала размывающие тушь потоки веселых слез. Ира начала сердиться, и я, пожалев ее, усилием воли прекратил заливаться.
— Дело в том… сударыня, что в мое время все было точно так же, как и сейчас. Я, конечно, выгляжу лет на девяносто пять, но это следствие нервных перегрузок. На самом деле мне тридцать шесть.