— Вот этого? — Его рука скользнула ко второму соску, подвергнув его тем же сладостным мукам.
В ответ Элоиза еще теснее прильнула к нему, ощущая себя сосудом, наполненным желанием.
Он первым услышал эхо голосов: «Милорд! Вы тут, милорд?» — и застыл. Лучше бы ему этого не слышать… лучше бы они их сразу не нашли… лучше бы они вообще не смогли их найти…
Почувствовав, как он вдруг замер, она затаила дыхание и тоже прислушалась. Когда голоса стали громче, он выпустил ее из объятий, и Элоиза соскользнула с его колен на пол.
Несколько секунд единственными звуками в темноте были отдаленный шум и еле слышный шорох затягиваемых на платье шнурков. Нащупав покрывало с апостольником, он вложил их ей в руки, быстро сжал ее пальцы, затем поднялся, поправил тунику и позвал своих людей.
Свет, ворвавшийся в погреб, показался им ослепительным после кромешной тьмы. Граф, моргая и прикрывая глаза рукой, пошел навстречу спасителям. Послышались радостные голоса, смех и удивленные возгласы, когда люди узнали об их находке. К тому времени как Элоиза появилась из-за бочек, апостольник и покрывало вернулись на свои места, одежда была в порядке, и она снова выглядела несколько чопорной, но весьма неглупой сестрой, которая приехала в Уитмор вместо невесты графа.
Спасители, подняв Седжвика, прошли мимо нее по коридору, и Майкл случайно заметил ее рыжую прядь, свисающую из-под апостольника и покрывала. Он тут же вручил Перилу лампу и заявил, что он и его люди пойдут первыми.
Граф задержал Элоизу в комнате под тем предлогом, что им нужно осмотреть одну из находок. Когда голоса удалились, он взглянул на ее раскрасневшиеся щеки, на припухшие губы, и сердце у него сжалось.
— Твои волосы, — хрипло проговорил Перил. — Они падают тебе на спину.
Покраснев, Элоиза сняла покрывало, однако не захотела, чтобы он помогал ей, и оттолкнула его руки. Негнущимися пальцами она собрала роскошную гриву в пучок, спрятала под апостольник, и к тому времени как покрывало снова заняло свое место, в глазах у нее стояли слезы, а плечи напряглись.
— Элоиза…
Она посмотрела на него чуть ли не с ненавистью, потом, испытывая отвращение к себе и зажав рот ладонью, чтобы не разрыдаться, опрометью бросилась в коридор.
Глава 11
Утром по замку, словно весенняя буря, пронеслась молва: сестра Элоиза всю ночь молилась в старой часовне. Это благодарность за удивительную находку и возвращение сокровищ Уитмора, говорили одни. Ходатайство за их несчастного лорда и за грядущий расцвет Уитмора, предполагали другие. Молитва о предстоящем браке, считали те немногие, кому было известно о миссии «Знатока мужчин». Но только один человек знал об истинном состоянии ее души, когда она всю ночь молилась в часовне, — этим человеком был граф, погруженный в бездонную пропасть тоски и вряд ли сказавший хоть слово с тех пор, как он покинул винный погреб.
Вечером он забрался на верхнюю площадку недостроенной башни и, шагая взад-вперед под лунным светом, пил вино из маленького бочонка, который они притащили с собой. В его мыслях и сердце царило смятение. Он поддался самым низменным человеческим инстинктам — возложил руки на монахиню, посланную испытать и оценить его характер, поведение, нравственные качества. На праведную сестру. На невесту Всевышнего.
И не имеет значения, что она не сопротивлялась, даже не протестовала. Он был рыцарем, поклявшимся блюсти кодекс чести и защищать ее как свою ближайшую родственницу. Но только успела погаснуть лампа, он, забыв про честь и клятвы, бросился на нее, словно похотливый самец. Он должен быть ей благодарен по гроб жизни, если она не выдвинет против него обвинения в королевском или церковном суде.
Перил одним махом выпил целый кубок вина.
Изнасилование монахини. Вполне достаточно, чтобы прямиком отправиться в ад. Хотя едва ли Всевышнему потребуются еще какие-то причины, поскольку большую часть жизни его душа и так не знает покоя. Он дрался и убивал в сражениях, вел грубую, кровавую жизнь солдата. Он уже не помнил, когда в последний раз исповедовался, принимал святое причастие, не помнил ни одной молитвы. Но вечные муки, уготованные ему в аду, вряд ли окажутся страшнее мук страстного желания и отвращения к себе, которые он испытывал в данный момент.
На следующее утро он ничем не отличался от людей своего замка, храпящих после ночной попойки, и вошедший в его спальню Майкл с сочувственной гримасой вылил ему на голову кувшин холодной воды.
— Не мешало бы тебе придумать для этого чертовски важную причину! — взревел граф, отфыркиваясь и тряся головой.
— Сестра Элоиза. — Его слова пронзили мозг Перила, как метательное копье соломенную мишень. — Она в зале. Она хочет тебя видеть.
— Мне нужен гонец, — объявила Элоиза, поднимаясь, чтобы встретить его, когда он вошел в зал.
Должно быть, она сидела на одном из спасенных ими стульев, руководя служанками, которые чистили и натирали воском доставленную из подвалов мебель.
— Гонец? — Он был уверен, что лицо у него под щетиной побледнело. — К кому?