Экзамен на профпригодность

Разумеется, не все наследники захотят лезть под пули или служить в какой-нибудь Тьмутаракани. Если их за это лишать дворянского достоинства, наверняка возникнет массовое недовольство. Причем ключевое слово тут "массовое". По одному дворяне могут быть недовольны чем угодно и хоть до диареи, это не страшно. Поэтому пусть баронет будет во всем равен барону и даже имеет какие-нибудь микроскопические, но зато интенсивно разрекламированные привилегии — кроме одного. Титул баронета наследоваться не сможет. То есть если какой-нибудь дворянин не захочет подтверждать свое дворянство, а решит посвятить жизнь, например, написанию опусов на тему "как нам обустроить Россию, не вставая с дивана", то сам он дворянином останется вплоть до кончины, но его дети станут мещанами. Впрочем, если это их не устроит, они смогут на общих основаниях баллотироваться в выборные дворяне. Даже поначалу с какими-нибудь преимуществами перед всеми прочими, которые со временем можно будет тихой сапой ликвидировать.

— Хм, — прокомментировала императрица, когда Сергей поделился с ней своими соображениями, — Питер, а ты случаем не забыл, что император тоже дворянин, только самый высший в России?

— Честно говоря, почти забыл, — признался его величество. — Но ничего страшного я здесь не вижу. Старший сын царя даже по действующему закону о престолонаследии вовсе не обязательно станет императором. Ему для этого надо доказать отцу, что он достоин встать во главе России. Ну, а пункт насчет общественного одобрения конкретно для императоров можно объявить недействительным. В конце концов, должны же у наших величеств быть хоть какие-то привилегии! Иначе это получится уже не абсолютная монархия, а хрен знает что.

Глава 21

Ранним утром фельдмаршал Миних с парой десятков сопровождающих его офицеров выехал из села Сергиевского. До Тулы оставалось сорок с небольшим километров, которые всем хотелось преодолеть за один день — долгая дорога из Крыма людям порядком надоела. Да, Тула еще не конец пути, но, пока они воевали с крымчаками и изредка — с турками, до нее наконец-то дотянули линию чугунки. Причем не такую, как от Москвы до Питера, а с более толстыми рельсами, расстояние между которыми было полтора метра. Гонец, встретивший отряд прошлым вечером и сообщивший новость про чугунную дорогу, утверждал, что курьерский поезд на ней разгоняется аж до пятидесяти километров в час! Не сказать, что ему так уж сразу все поверили, и почти никто не понимал, зачем вообще надо мчаться со столь сумасшедшей скоростью, но, по крайней мере, господа офицеры теперь точно знали, что последний отрезок пути они преодолеют с комфортом. Тем более что курьерский поезд состоял не из двух или трех, как на Питерской дороге, а из четырех вагонов.

Последний, четвертый вагон был рестораном — или, если по-старому, то трактиром. Гонец утверждал, что там очень неплохо кормят, причем совершено бесплатно. Правда, ничего спиртного вообще не подают, но вот уж этому никто не удивился. В императорских курьерских поездах так было всегда.

В общем, все было почти прекрасно, и настроение офицеров немного омрачало всего одно обстоятельство — состояние здоровья Миниха. Старый фельдмаршал всю кампанию не давал ни малейшего повода вспомнить о своем весьма почтенном возрасте. Он разъезжал по всем полкам и батальонам, от авангарда до арьергарда, а однажды, когда какой-то совсем очумевший татарский отряд прорвался почти к расположению штаба, вскочил на коня, выхватил свою тяжелую саблю и лично отправил к Аллаху двоих крымцев, один из которых, судя по одежде и оружию, явно происходил из местной знати. Однако по пути в Москву Христофор Антонович простудился, и в Туле его уже ждал специально посланный императором врач. Причем не абы какой, а один из лучших учеников самого Кристодемуса.

Вообще-то фельдъегерь из Москвы сначала ехал, а потом скакал не только для сообщения о том, что в Туле господ фельдмаршала и сопровождающих его офицеров ждет поезд. Он привез два высочайших указа — о присвоении генерал-фельдмаршалу Миниху высшего воинского звания империи — генералиссимус. И о даровании оному титула светлейшего князя Таврического.

Артиллерийский капитан Алексей Аполлонович Братиков попал в свиту Миниха не просто так — как, впрочем, и все сопровождавшие бывшего фельдмаршала, а отныне генералиссимуса офицеры. Христофор Антонович лично отобрал тех, кому было что сказать на совещании по результатам Крымской кампании, которое должно было состояться в Москве в сентябре. Братикову там предстояло сделать доклад об опыте применения тактических мортир, коими он командовал — сначала батареей, а потом и дивизионом.